Особенно,... 
76 
После последнего бурного объяснения Колум почти не отпускал меня от себя. Казалось, он поставил себе целью во что бы то ни стало заставить меня принять его таким, каков он есть. Вскоре после той сцены он сказал мне, что, если я попытаюсь оставить его, он приедет в Лайон-корт и заберет меня, даже если ему придется убить моего отца.
Он сказал:
— Не подстрекай меня, жена, никогда не делай этого! Гнев мой будет ужасен! Я ни перед чем не остановлюсь, чтобы получить удовлетворение. Разве ты в этом еще не убедилась?
— Начинаю убеждаться, — сказала я.
— Тогда будь хорошей женой, ни в чем мне не отказывай, и я о тебе позабочусь. Я хочу еще детей, дай их мне!
— Вряд ли это от меня зависит.
— Ты дала Коннелла в первую же ночь. Это было потому, что мы созданы друг для друга, ты отвечала мне.
— Как я могла, когда ты чем-то опоил меня?
— Тем не менее это так, и именно тогда я решил, что сделаю тебя своей женой.
— Я думала, что в этом немалую роль сыграло мое приданое.
— Это пришло потом, но в ту первую ночь я принял решение. И посмотри, как скоро у нас появилась и наша дочь, но с тех пор ты все время бесплодна. Почему?
— На этот вопрос должна ответить высшая сила.
— Это не так: ты ускользнула от меня, ты стала критиковать меня. Я этого не потерплю. Осторожнее, жена!
— Чего мне остерегаться?
— Вызвать мое неудовольствие. Ты должна продолжать угождать мне.
Что он имел в виду? Меня удивили его слова о том, что я ускользнула. Неужели в тот первый год нашего брака я любила его не только физической страстью, которую так остро ощущала в себе, или мои чувства к нему были глубже? Может быть, я создала себе фальшивый образ? Видела в нем мужчину, которого хотела видеть? Но я не могла больше так делать.
И он разрешил Марии присоединиться к нам. Эти трапезы втроем были мучением. Колум и я разговаривали через силу, а Мария задумчиво следила за нами, почти не вступая в разговор. Это не могло дольше продолжаться. Что-то должно было случиться, и вдруг я поняла.
Я поймала его взгляд, устремленный на нее так, как на меня в ту памятную ночь, когда я впервые увидела его в «Отдыхе путника». И мне вдруг стало очень тревожно.
Я очень хорошо понимала их. Они играли в какую-то игру. Мария была надменна, отчужденна, презирала его; Колума же сводило с ума ее отношение. Это было что-то вроде репетиции того, что было между нами.
Однажды она осталась в своей комнате, послав служанку сказать, что почувствовала недомогание. В тот вечер мы ели одни и Колум был так угрюм, что за все время едва обронил пару слов.
Мария взяла для себя одну из лошадей, а я дала ей амазонку. Потом я засадила белошвейку за работу, чтобы она сшила для нее новые платья. Это было еще вначале, когда я жалела ее и хотела возместить зло, причиненное моим мужем. Мария принимала все без колебаний. Она сама придумывала фасоны и сидела с белошвейкой, когда та работала. Когда платья были готовы, они оказались очень красивыми: фасоны были незнакомые, чужестранные. Мария ходила в них грациозно, держа себя гордо, как королева. Казалось, чем больше проходило времени, тем красивее она становилась. Она любила солнце, в жаркие дни уезжала из замка и иногда подолгу не возвращалась.
Колум продолжал молча наблюдать за Марией, но перестал о ней говорить со мной. Когда у нас был какой-нибудь праздник, она присоединялась к нам. Она сидела за столом на возвышении, и, даже если Колум и я были в центре стола, незнакомый человек мог бы принять ее за хозяйку дома.
В манерах Марии было что-то самодовольное, будто втайне она забавлялась. Один из соседей-сквайров влюбился в нее и умолял выйти за него замуж. Она ничего определенного ему не ответила, а он все придумывал предлоги, чтобы посетить нас.
— Молодой Мэдден опять здесь, — говорил Колум. — Бедный влюбленный дурак! Неужели он думает, что она согласится?
Однажды я сказала:
— Колум, сколько еще она будет здесь оставаться? Он сердито обернулся ко мне:
— Я думал, это твое желание, чтобы она осталась. Разве не ты так стремилась возместить мою жестокость?
— Да, но она же не принадлежит этому дому — или принадлежит?
— Кто знает, какому месту он принадлежит? Когда-то ты не принадлежала этому дому, теперь ты здесь.
— Но ведь это совсем другое, я — твоя жена.
— Помни это, — мрачно сказал он.
Это было странное, длинное лето. Жара стояла невыносимая. Море было спокойное, как озеро, и из окон башни похожее на шелковую скатерть, светившуюся голубым и серым светом. Оно тихо журчало, омывая стены замка. Я часто смотрела на острые «Зубы дьявола», выглядывающие из воды, и темные остовы разбитых кораблей. Интересно, о чем думала Мария, когда видела из окна останки «Санта Марии»? Думала ли она о муже, потерянном для нее навсегда? Неизвестно. Она скользила по замку с отсутствующим взглядом, и никто не мог сказать, о чем она думает.
76 
