68 
Улыбка сбежала с лица Кэтлин. Не глядя на Хантера, она машинально сжала в пальцах стебель розы и тут же поморщилась: острый шип больно вонзился в руку. Хантер нежно пососал ранку и тихо сказал:
– Я тебя очень люблю. И я знаю, что ты меня любишь, а все остальное не имеет значения. – Он привлек ее к себе.
Кэтлин порывисто обняла мужа за шею.
– Ах, Хантер, я тоже тебя люблю, очень люблю!
– Знаю, дорогая. – Обнявшись, некоторое время они сидели молча, потом Хантер погладил Кэтлин по голове и прошептал: – Кэтлин, есть только ты и я, только мы. – Еще через некоторое время, почувствовав, что она совсем успокоилась и преодолела свои страхи, Хантер отодвинулся и встал.
Кэтлин вдруг воскликнула:
– Мне только что пришла в голову ужасная мысль!
– Что такое? – встревоженно спросил Хантер.
– У меня нет с собой никакой одежды, как же я доберусь до своей комнаты?
Хантер рассмеялся и снова привлек жену к себе.
– Дорогая, хотел бы я, чтобы это была самая сложная из всех наших прошлых и будущих проблем.
– Ты, конечно, можешь смеяться, но как же мне все-таки быть?
Хантер отпустил ее, подошел к гардеробу и достал черный шелковый халат.
– Мадам, я могу одолжить вам этот наряд, если вы пообещаете его вернуть.
Кэтлин надела халат и туго перетянула его поясом на талии.
– Ни за что, он мне понравился, я решила оставить его себе.
Хантер с усмешкой запахнул лацканы у нее на груди так, что Кэтлин оказалась закутанной до самого подбородка.
– Знаешь что? Этот халат так тебе идет, что я, пожалуй, отдам его тебе насовсем. А теперь, дорогая, поторопись, у тебя мало времени.
– Всего один поцелуй, и я ухожу. – Кэтлин обняла мужа за шею. – Вечером, доктор Хантер Александер, вы снова будете иметь удовольствие лицезреть меня в этом халате.
Когда Кэтлин стала спускаться вниз, гости уже приехали и сидели с Хантером в гостиной.
– Я с вами согласен, доктор Александер, – услышала она глубокий баритон Доусона, – земли в Миссисипи истощаются, на многих плантациях урожайность сократилась чуть ли не вдвое. Но мне неприятно слышать, что Сан-Суси переживает трудности.
– Благодарю за сочувствие, мистер Блейкли, но, честно говоря, я не так уж этим обеспокоен, я это предвидел. Кроме того, я пытаюсь юридически оформить освобождение рабов. Кажется, вы сделали то же самое еще много лет назад?
– Да, я освободил рабов, но они остались на плантации в качестве наемных работников. – Доусон повернулся к Крэддоку. – Как видите, Ричард, я не единственный плантатор на Юге, который не одобряет рабство.
Внезапно взгляд Доусона метнулся к двери. Посмотрев туда же, Хантер увидел Кэтлин. Она стояла в дверях в новом бледно-розовом платье и улыбалась. Мужчины встали, Хантер подошел к жене.
– Дорогая, ты прекрасно выглядишь. Проходи, поздоровайся с гостями. – По-хозяйски обняв Кэтлин за талию, он ввел ее в комнату. – Это Ричард Крэддок, помнишь, я знакомил тебя с ним на приеме по случаю дня моего рождения?
– Да, конечно, помню. Рада видеть вас, мистер Крэддок. Садитесь, пожалуйста.
– Счастлив снова видеть вас, миссис Александер.
Хантер повернулся к Доусону.
– Дорогая, полагаю, с этим джентльменом ты уже знакома.
Кэтлин улыбнулась и подала Доусону руку:
– Как поживаете, мистер Блейкли?
– Спасибо, прекрасно. – Он галантно поклонился и поцеловал ей руку. – Рад вас видеть.
– Благодарю.
Кэтлин прошла к дивану и села рядом с мужем.
За ленчем разговор вернулся к теме рабства и конфликту между Севером и Югом. Кэтлин обнаружила, что никто не ждет от нее активного участия в беседе, и была этому очень рада. Еще больше ее обрадовало то обстоятельство, что Доусон почти не смотрел в ее сторону и, казалось, вообще не замечал ее присутствия. Постепенно Кэтлин расслабилась и решила, что Доусон в конце концов ее разлюбил. Она радовалась этому вполне искренне: теперь, когда она полюбила Хантера, ей бы не хотелось, чтобы Доусон страдал, все еще питая к ней какие-то чувства. Кэтлин наблюдала за мужчинами, увлеченными беседой. Как же они не похожи, хотя оба красивы! Доусон – крупный, темноволосый, смуглый, доказывая что-то, он немного повышал свой рокочущий голос. Хантер – худощавый, светловолосый, спокойный, понимающий.
– Я и сам пытаюсь втолковать всем то же самое, – произнес Хантер, – но они как будто не слышат. Если начнется война – или, может быть, нужно говорить не «если», а «когда», – мы обречены.
68 
