Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
194 
– Значит… вы были влюблены? – спросила Катрин.
– Ну конечно… А как же? Ее звали Мари де ла Шенель, ей было пятнадцать лет, и она была, как вы, блондинка, может быть, чуть темнее, и, конечно, не такая красивая! Мы отправились, и я избавлю вас от длинного рассказа об этой печальной экспедиции, в которой молодость и неопытность привели нас к катастрофе. Не было никакой дисциплины. Каждый из нас думал лишь о личной славе, не заботясь об общем благе, и не слушал увещеваний венгерского короля Сигизмунда, которого пугали наши дикие выходки. Он, в отличие от нас, знал своего противника, этих неверных, знал их силу и стойкость. Турками командовал их султан Байязид по прозвищу Ильдерим, что значит «молния». И поверьте, он вполне заслуживал это прозвище. Его янычары набрасывались молниеносно на ту цель, которую указывал им султан, и неожиданность нападения играла огромную роль. Мы столкнулись с войсками Байязида Ильдерима под Никополисом. Разгром был полный. И не от недостатка храбрости, ибо рыцари дикой армии проявляли чудеса героизма. Никогда еще земля не видела такой доблести. Но когда спустился вечер 28 сентября, восемь тысяч христиан оказались в плену у султана, из них около трехсот воинов принадлежали к самым знаменитым фамилиям Франции и Бургундии: Жан Марш, Энгерран де Куси, маршал Бусико – почти все те, кто остался жив. Но и со стороны турок потери были так велики, что султан пришел в ярость. Большинство пленников были растерзаны на месте… и мне никогда не забыть эту кровавую бойню. Благодаря заступничеству графа Жана я избежал сей участи, и нас отправили в столицу Байязида, в Брусс, по другую сторону Мраморного моря. Там нас заперли в старой крепости, где мы ожидали огромного выкупа, которого потребовал султан. Мы провели там долгие месяцы, и я смог залечить свой глаз, пробитый стрелой. Но жестокий урок, который мы получили, не успокоил нас, меня, во всяком случае. Тюрьма и бездействие мне были в тягость. Внутри крепости мы свободно передвигались, и я воспользовался этим, чтобы поволочиться за дочерьми бея. Мысль была совершенно безумная. Меня поймали, когда я пытался перелезть через стену сада, заковали в цепи и повели к бею. Он хотел сразу же отрубить мне голову, но граф Жан, узнав о происшедшем, вмешался. Не без труда ему удалось сохранить мне жизнь! Но меня все-таки отдали в руки палачу, чтобы я поплатился за свое преступление. Из его лап я вышел живым, но перестал быть мужчиной! Мою рану залечивали по тогдашнему обычаю, как поступали с евнухами в гаремах: меня по горло закопали в песок на несколько дней! Я чуть не умер… но мой час еще не настал. Я вернулся во Францию, нашел там своих… и позволил Мари де ла Шенель выйти замуж за другого…
Катрин расширенными от ужаса глазами молча смотрела на своего мужа, как будто видя его впервые. В ней не осталось и следа гнева, только бесконечная жалость переполняла ее сердце. Она понимала теперь те страдания, которые пришлось пережить ее супругу. Затем тяжелая тишина сменила спокойную и медленную речь Гарена. Ее нарушали только капли воды, падавшие со свода темницы. С судорожно сжатым горлом Катрин напрасно подыскивала слова, которые бы не оскорбили ее собеседника, ибо она догадывалась, что чувствительность Гарена в этот момент была как у человека, с которого заживо содрали кожу. И все-таки она заговорила первая, сдержанно, с каким-то неосознанным уважением:
– А герцог знал о вашей беде, когда приказал вам взять меня в жены?
– Разумеется! – ответил Гарен с горькой улыбкой. – Только граф Жан знал о моем позоре, и он поклялся, что сохранит это в тайне. Герцог же узнал об этом случайно, когда однажды в сражении я был ранен. Мы были одни, эскорт был далеко. Он сам перевязал меня, спас, приказав быстро доставить в надежное место. Но он узнал… Он тоже обещал сохранить мою тайну. И он сдержал слово… Но, вспомнив об этом, решил женить меня на вас. Именно в первую ночь после нашей свадьбы я начал ненавидеть его, когда увидел, как вы были прекрасны. Вы были так хороши! И вы хотели от меня… невозможного, того, чего я был навеки лишен! А я, я любил вас как сумасшедший, каким я чуть было не стал…
Голос его охрип, он отвернулся. Но в дрожащем свете факела Катрин увидела слезу, единственную слезинку, скатившуюся по его небритой щеке и исчезнувшую в жесткой щетине… Потрясенная, она бросилась на колени перед этим закованным в цепи мужчиной, достала свой платок и нежно вытерла мокрый след от его слезы.
194 
