208 
– Если однажды ты не будешь знать, что делать и куда пойти, приезжай ко мне. Возле моего маленького домика на берегу реки растут лимонные деревья и миндаль и розы благоухают почти круглый год. Ты станешь моей сестрой, и я посвящу тебя в тайны ислама…
В этот час, когда судьба завела Катрин в тупик, она вспоминала эти дружеские слова с улыбкой.
– Может быть, в этом решение: поехать к Абу-аль-Хаиру, узнать новую жизнь…
– Вы сошли с ума! – возмутилась Эрменгарда. – Ведь вам придется пересечь столько стран: прежде чем вы приедете в Гранаду, вас двадцать раз изнасилуют и столько же раз убьют.
– Достаточно будет одного раза, – ответила Катрин. – Вы правы: останемся здесь и будем ждать. Может быть, судьба моя даст мне знак.
Но, несмотря на драгоценный подарок Филиппа и его нежное любовное письмо, это Рождество было бесконечно печальным для двух затворниц. Они вместе раздали немудреные подарки всем жителям деревни и городка, получили от них поздравления; они вместе провели долгие часы в часовне у яслей, которые ежегодно, по примеру святого Франциска Ассизского, Эрменгарда устанавливала в церкви, или на могиле маленького Филиппа. Снег покрыл всю землю. Изо дня в день, вставая утром, Катрин в отчаянии смотрела в окно. Казалось, солнце скрылось навсегда. Кругом был холод, темнота, и молодой женщине казалось, что сердце ее постепенно замерзает.
Однако земля под снегом постепенно пробуждалась, зима готовилась уступить место весне, и однажды в марте на дороге, ведущей к замку, появился монах на сером осле. В этот день на черной жирной земле полей появились первые травинки, а на деревьях начали лопаться почки.
Он спросил лучника, вышедшего ему навстречу, правда ли, что мадам де Бразен в замке, и, получив утвердительный ответ, попросил провести его к ней.
– Мадам де Бразен меня хорошо знает… Скажите, что это брат Этьенн Шарло.
Узнав об этом, Катрин приказала тотчас привести его к ней. Она была одна: Эрменгарда ушла на конюшню, где должна была ожеребиться одна из лошадей. Этот визит, напоминавший ей о прошлом, был приятен Катрин. Она не встречала монаха из Мон-Бевре с тех пор, как его и Одетту де Шандивер освободили из тюрьмы. Бывшая фаворитка Карла VI, как узнала Катрин, умерла вскоре после возвращения в Дофинэ. Она не выдержала лишений и дурного обращения с ней в тюрьме. Ее мать, Мария де Шандивер, убитая горем, вскоре последовала за дочерью. Катрин тяжело пережила потерю этих двух женщин, и в мыслях ее брат Этьенн тоже больше не принадлежал этому миру. Но когда он переступил порог ее комнаты, она увидела, что он совсем мало изменился. Корона его седых волос совсем побелела, но лицо оставалось круглым, а глаза – живыми.
– Брат мой! – воскликнула молодая женщина, приближаясь к нему с протянутыми руками. – Я уж не надеялась увидеть вас на этом свете!
– А я чуть было и не покинул его, мадам. Я тяжело болел после выхода из тюрьмы. Но заботами моих братьев и благодаря чистому воздуху Морвана я поправился, слава богу!
Катрин усадила его на скамью, покрытую ковром, рядом с собой. Затем приказала, чтобы ему принесли что-нибудь поесть и выпить и приготовили комнату.
– Не беспокойтесь, мадам, – запротестовал монах, смущенный ее приемом. – Когда вы узнаете о цели моего приезда сюда, вы, возможно, не захотите меня принять. Я приехал, чтобы умолять вас…
– Я не знаю, что я могла бы сделать для вас, брат мой. Но все равно вы – желанный гость. Ешьте, а потом расскажете, что вас сюда привело.
Отдавая должное холодной свинине и вину, которые принес слуга, брат Этьенн начал свой рассказ. Уже с 12 октября прошлого года англичане осаждали Орлеан, и трагическое положение этого большого города привело его к ней. Хотя силы англичан и бургундцев не позволили полностью окружить город и оставался проход в него с северо-востока, положение орлеанцев было критическим, и они вынуждены были послать Сентрайля к герцогу Бургундскому… но войска его продолжали блокаду Орлеана…
– Герцог забывает, что Карл – законный наследник французского престола, мадам, – сурово добавил монах. – Говорят, он собирается создать рыцарский орден… Однако он хорошо знает, что осада Орлеана нарушает один из рыцарских законов. Нельзя осаждать город, не нарушая феодальное право[9], и герцогу Бургундскому известно, что город платил дань, чтобы не быть атакованным.
– Я знаю об этом! – воскликнула Катрин, вспомнив, что уже упрекала Филиппа за его проанглийскую политику.
208 
