16 
Конечно, и Мари и Зобейда умерли, и умерли от руки Арно, заколотые кинжалом с серебряной насечкой, который всегда был для Катрин защитой и талисманом, но кто может загадывать на будущее и предугадывать поступки мужчины!
Родись в доме сеньора, Катрин не обратила бы внимания на эту девушку. Она считала бы для себя недостойным ревновать к кому-то из вассалов. Но дочь Гоше Легуа, золотых дел мастера с Моста Менял, была лишена подобного высокомерия. Она знала по собственному опыту, что любовь может толкнуть на отчаянные поступки. Она знала, что нельзя недооценивать противника…
Со времени отъезда мужа Катрин уже немного забыла страхи, которые внушали страстные глаза Азалаис. Их совершенно стерла надвигающаяся на город опасность. Однако, заметив кружевницу среди женщин, Катрин невольно нахмурилась. Может быть, потому, что Азалаис держалась в стороне и была излишне спокойна, а возможно, из-за насмешливой полуулыбки и легкого презрения, с которыми она оглядывала остальных горожанок. Можно было подумать, что их дальнейшая судьба и судьба всего города ее не касаются.
С приходом владелицы замка энтузиазм удвоился. В минуту опасности Катрин была душой Монсальви, и каждой женщине было приятно, что она сейчас рядом с ними. Так же как и их мужья, они были растроганы тем, что такая непосильная задача ложится на ее хрупкие плечи, и одновременно считали, что она способна совершить чудо. Разве не отправилась она за своим мужем прямо ко двору султана и не привезла его обратно здоровым? А ведь он столько времени провел в лепрозории. Никто в Монсальви не хотел верить, что мессир Арно на самом деле не был болен проказой. Для всех это было чудом исцеления, совершенным святым Иаковом и любовью госпожи Катрин. Ее любили за красоту, за любезность и смелость. Ей поклонялись за то, что она несла любовь, редкую, достойную самых прекрасных рыцарских романов.
Женщины продолжали бурно обмениваться впечатлениями. Громогласной Гоберте удалось перекричать всех:
– По-моему, надо думать о том, чтобы послать еще одного посыльного.
– А как ты пошлешь его, – возразила ей Бабе Мальвезен. – Теперь и ворота не откроешь без риска получить стрелу! Перебросить его через стены, моля Бога о том, чтобы отнес подальше?
Презрительно пожав плечами, Гоберта выкрикнула:
– И где только твоя голова! В замке есть подземный ход; для чего он вообще нужен, как не на эти случаи?..
Действительно, в те времена, когда Катрин и аббат Бернар восстанавливали в пределах Монсальви старый замок Пюи-де-л'Арбр, они сделали особый заказ мастерам снабдить его этой необходимейшей деталью на тот случай, если надо будет срочно покинуть замок во время осады. Как было принято, потайной ход начинался из донжона, вел в поле и терялся в скалах и густых зарослях кустарника, которым придали самый естественный вид.
Этот подземный ход был в своем роде произведением искусства – внутри он был снабжен различными защитными приспособлениями на тот случай, если враг, обнаружив случайно выход, вздумает пробраться по нему в город. Но было совершенно очевидно, что о вещах такого рода не следовало трезвонить на всех углах.
Катрин сделала знак умолкнуть и бросила:
– Мы думали об этом, но, умоляю, Гоберта, не кричите так громко. Вас могут услышать.
– Кто же это, госпожа? Не прячется же враг в наших домах?
– Нет, – улыбнулась Катрин, – но ваш голос разносится далеко, моя дорогая. Вы могли бы, как Орлеанская Дева, стать во главе армий, к тому же я знаю, что вы ее глубоко почитаете…
Грохот молотка прервал Катрин на полуслове. Он донесся из дома, где жил Огюстен. Дверь в его мастерскую была открыта, и можно было видеть разлетающуюся во все стороны стружку.
Катрин повернулась к кружевнице:
– Ваш отец работает с таким жаром. Чем это он занят?
– Он делает гроб. Первый… гроб для брата Амабля!
– Первый? Он что же, рассчитывает, что будут другие?
На губах Азалаис показалась улыбка, и она посмотрела на Катрин с едва скрываемой дерзостью.
– Будет еще много других, и вы это прекрасно знаете, госпожа Катрин! Пусть осада длится сколько угодно, и пусть город будет взят – мой отец не останется без работы. Вы же отлично знаете, что их будет очень много, тех, кто умрет из-за вас.
Наступила полная тишина. Катрин спрашивала себя, не ослышалась ли она. Гоберта и ее подружки переглядывались, не веря своим ушам. Но молодая женщина быстро пришла в себя и нахмурила брови:
16 
