6 
Настроению ее позавидовал бы любой. Она находилась в эйфории. И это вполне понятно: ей предстояли волшебные две недели: море, солнце, горы, запахи хвои и розмарина, релакс, великолепный отель, знакомый по прошлому посещению. Что еще можно пожелать?
Конечно, она не выспалась — рейс был ранний, да еще в аэропорт за два часа положено приезжать. Но вполне можно поспать в самолете. Так что все — лучше не бывает.
И вот стоит она в небольшой очереди на регистрацию и вяло фиксирует, как отец дает указания своему ребенку:
— Стой вот за этой толстенькой тетенькой и никуда не отходи. Я пойду сумку запакую.
«Надо бы и мне чемодан в пленку упаковать», — подумала Маргарита, а потом решила, что и так сойдет. А кстати, за какой это толстенькой тетенькой поставлен стоять ребенок заботливым папашей?
Она глянула направо, налево. Толстые были. Немало. Ребенка нигде не было.
Тогда она повернулась, чтобы из принципа найти эту толстуху и ребенка за ней. Она решила, что они стоят в хвосте ее очереди.
Вот оно, наше женское любопытство!
Стояла бы себе спокойно и думала о том, какое место попросить: у окошка или у прохода.
Но нет! Ей понадобилась «толстенькая тетенька».
Ну что ж! Захотела — получай!
Потому что никакого «хвоста» в ее очереди не было.
Была она сама.
И мальчик лет пяти, стоявший непосредственно за ней.
Неужели эти мерзкие слова — «толстенькая тетенька» — относились именно к ней?
Маргарита незаметно пощупала свою талию, вспомнив слова портного из анекдота: «Где талию будем делать?», полные бедра.
Она вроде как заново знакомилась с собой.
Пришлось признать: папаша не солгал ребенку.
Что с того, что сама она считала себя просто крупной? Это всего лишь смягчающий сложившееся положение вещей синоним.
А тут она услышала беспощадную правду.
Люди у нас не особо деликатничают. Манеры у нас хорошие разучились прививать.
Обидно слышать такие вещи.
Тем не менее — глаза Маргариты открылись. И только после этой фразы принялась она за себя всерьез, сбросила лишний вес, нашла хороший комплекс упражнений.
Теперь ни один хамоватый папаша не скажет о ней «толстенькая». Она вполне стройная и интересная дама.
Так что: спасибо за правду, незнакомый хам!
Вот еще небольшой пример того, как мужчина открыл глаза собственной жене на состояние ее фигуры.
Он, любящий и добрый, просто-напросто в порыве нежности, обняв жену, назвал ее «толстопопик».
Возможно, он хотел сказать приятное.
Не знаю, что и думать.
Жене, однако, это нежное прозвище не понравилось.
Она пошла консультироваться: действительно ли она этот самый... фу... толстопопик.
Или муж у нее совсем... того.
По всем показателям было видно, что правда на стороне мужа.
Заметьте: он не призывал ее меняться. Его все вполне устраивало.
Но жену это не устраивало абсолютно.
Обижаться на мужа было бы совсем глупо.
И на себя — тоже.
Не нравится прозвище? Не злись.
Делай выбор: оставить все как есть или — уменьшить объем этой самой попы с помощью упражнений, подвижного образа жизни и изменения пищевого поведения.
Она, конечно, выбрала второе.
Теперь муж так же ласково называет ее «худышка».
Его отношение к ней как было, так и осталось любовным.
Изменилось ее отношение к самой себе.
А это очень много значит!
Я уже рассказывала, как узнала горькую правду о себе одна очень милая дама. И тоже, заметим, из уст совершенно постороннего мужчины. Их глаза как-то особенно устроены. Они безжалостно определяют состояние наших фигур лучше любых весов.
Приведу снова этот рассказ как иллюстрацию мужской зоркости и нашей слепоты по отношению к самим себе.
Моя хорошая знакомая, образованная и благополучная молодая женщина тридцати четырех лет, начала неосознанно тосковать. Все у нее было замечательно: положительный муж, трое любимых детей, увлекательная работа в области политической психологии. Ей некогда было скучать, ее время принадлежало чадам, домочадцам, научным изысканиям, сослуживцам, кухне, квартире, даче и прочему.
Но чего-то недоставало. Раздражение какое-то копилось. Она себя чувствовала должником, не успевающим раздавать долги и вновь берущим в долг. К тому же муж как-то изменился, перестал обращать внимание. Раньше шутили, смеялись вместе. Было чувство общности, одним словом. А тут какое-то равнодушие. Нет, до измены не дошло. Она бы угадала, почувствовала. Но до п е р е м е н ы, которая пугала и настораживала, докатилось. При этом все было хорошо и грех желать лучшего. И — самое главное: дети замечательные подрастали.
6 
