Последние отзывы

  92  

Записки эти иногда заранее заготовлялись Распутиным, появились даже коллекционеры, скупавшие их. Они приводились как пример «вмешательства темных сил в дела государственного управления» — хотя свидетельствовали только о желании Распутина — иногда бескорыстно, иногда нет — помочь тем, кто попал в беду, об этом говорят, в частности, записки дворцовому коменданту В. Н. Воейкову — помочь инженеру, который «устроил моих бедных минимум 150 человек» или достать бесплатные железнодорожные билеты для бедных. "Почти никогда Распутин не отказывал в своей помощи, — пишет Симанович. — Он никогда не задумывался, стоит ли проситель его помощи и годен ли он для просимой должности. Про судом осужденных он говорил: «Осуждение и пережитый страх уже есть достаточное наказание».

Эффект записок не был всегда тот, на который рассчитывали их обладатели. Если они обращались к лицам, заинтересованным в хороших отношениях с Распутиным, или дело было несложно — записка могла помочь, если же попадали к враждебному Распутину адресату — не давали результата. "Некоторые рвали послание и отказывали в просьбе, — вспоминает Спиридович. — Об этом просители обычно сами жаловались «старцу». Тот бросал обычно: «Ишь ты, паря, какой строгий. Строгий!» Это было все, но при случае он говорил про такого нелюбезного человека: «Недобрый он, недобрый!» Только если записку игнорировал человек, лично ему обязанный, мог Распутин выказать раздражение.

Он никогда не просил и не брал для себя денег у царя и царицы. Квартиру ему, по словам Белецкого, оплачивал А. С. Танеев, отец Анны Вырубовой, а по словам Спиридовича, банкир Д. Л. Рубинштейн. С осени 1915 года, с большим перерывом, одну-полторы тысячи ежемесячно получал он из фондов Департамента полиции, получал он денежные подарки от своих поклонников и поклонниц, но главным образом деньги для содержания семьи, благотворительности и кутежей приносила Распутину особая категория посетителей — дельцы.

Проведение через Распутина финансовых комбинаций началось с 1910 года, но большая деловая активность вокруг него развернулась в связи с получением военных подрядов. Более крупные фигуры финансового мира пытались использовать связи с Распутиным и для продвижения «нужных людей» в административный аппарат. Среди них выделялись два соперника — Игнатий Порфирьевич Манус, директор правления Товарищества петроградских вагоностроительных заводов, и Дмитрий Львович Рубинштейн, более известный под именем Митька, председатель правления Русско-французского банка. Оба они, по слухам, были связаны с немецкими банками.

Немалая часть установленной или неустановленной мзды прилипала к рукам устроителей дел Распутина. Сначала ими занимался главным образом Иван Иванович Добровольский, бывший уездный инспектор народных училищ, поддерживаемый Вырубовой. Это положение Добровольского вызывало раздражение у остальных приближенных Распутина, и к 1915 году им удалось вызвать недоверие Распутина к нему. Хотя Добровольский окончательно устранен не был, его место занял «лутший ис явреев» — сорокадвухлетний Арон Семенович Симанович, ювелир, ростовщик и содержатель игорного клуба. С Распутиным он познакомился еще в 1905 году в Киеве, но стал его секретарем только в годы войны. Товарищ министра внутренних дел Белецкий установил, «что Симанович хотя и пользуется Распутиным для проведения многих дел, но что он относится к Распутину и его семье хорошо, старается воздержать Распутина от публичных выступлений, ревниво охраняет его от подозрительных знакомств… Он был отличный семьянин… умел себя держать с достоинством… оказывал бедным своим соплеменникам, при поддержке Распутина, бескорыстную помощь в деле оставления их на жительство в столицах». После гибели Распутина Симанович первое время помогал его дочерям.

Финансовые дела Распутина устраивали также Акилина Никитична Лаптинская, монахиня и сестра милосердия, Вера Иевлевна Трегубова, в филерских дневниках называемая проституткой, и другие, что-то получали от дельцов даже живущие у Распутина с юности сестры Екатерина и Евдокия Печеркины.

Сам «Распутин не имел никакого понятия о финансовой стороне существования, — пишет Симанович, — и очень неохотно занимался финансовыми вопросами. Неоднократно в своей прошедшей жизни ему приходилось попрошайничать, проживать бесплатно в монастырях, монастырских гостиницах или у зажиточных крестьян. Будущность его интересовала очень мало. Он был вообще человеком беспечным и жил настоящим днем». Белецкий, напротив, полагал, что «Распутин даже самых близких ему лиц никогда не посвящал во всех подробностях в свои денежные дела, но зорко следил за охраною своих материальных интересов». Симанович будто бы говорил ему, что Распутин, кроме дома в Покровском, оставил своей семье 30 000 рублей. Но Симанович пишет, что после смерти Распутина дочери его оказались в трудном положении и им 50 000 выдала царица. Протопопов показывал, что Вырубова передала ему желание царицы «обеспечить детей Распутина суммою в 100 000 р.», очевидно, из фондов министра внутренних дел, но при встрече царица сказала ему, что Вырубова перепутала и что они с государем обеспечат семью Распутина сами. В своей первой книге Матрена Распутина пишет, что Протопопов выдал им с сестрой из средств царицы и наследника по 40 000 каждой, но во второй книге уменьшает эту сумму до 30 000 каждой. Она утверждает, что после гибели отца осталось всего 3 000 рублей и деньги в столе дочерям на приданое, которые кто-то украл. Вообще же, при подсчете денег в чужом кармане, человеческая память творит чудеса.

  92