Особенно,... 
21 
– Только то, что хотел видеть, – отрезала она. – Можешь ты наконец понять своей тупой башкой, что у меня нет к тебе никаких чувств, даже… – Она покраснела и нервно проглотила подступивший к горлу комок, подбирая нужное слово.
– Страсти? Желания? – мягко, вкрадчиво подсказал Мартин, хотя его взгляд был угрожающе тяжелым.
– Похоти, чисто животного инстинкта, который ты разбудил во мне.
Николь зло бросала слова в его непроницаемое лицо, совершенно не думая о возможных последствиях и, видя его непрошибаемость, еще больше распалилась.
Все еще ощущая на губах поцелуй и находясь в состоянии крайнего физического возбуждения, Николь почувствовала, как ее словно ударило током от его прикосновения.
– Убери руки! Ты мне противен!
Он отдернул руку, как ужаленный, и это окончательно вывело ее из забытья. Пелена сразу же спала, и она увидела, как Мартин на глазах меняется в лице. Только что он смотрел на нее с искренней озабоченностью, почти с нежностью, и надо же быть такой дурой, чтобы спугнуть этот прекрасный порыв. Ну вот, дождалась, теперь в его взгляде лишь холодное безразличие да затаенная озлобленность, с досадой подумала она.
– Я лишь сказал, что ты лгунья и трусиха, – криво усмехнувшись, проговорил Мартин, своим тоном как бы предупреждая не шутить с огнем.
Однако все еще находясь во власти возбуждения, Николь никак не удавалось собраться с мыслями и трезво оценить обстановку.
– Я не трусиха, – упрямо заявила она и, подняв голову, решительно посмотрела ему в глаза.
Но, встретившись с его ледяным, полным презрения взглядом, поняла, насколько глупо выглядит в своем упрямстве.
– Нет?!
– Конечно, можно приложить сюда и воздействие жары… выпитого вина… но ничего более. А теперь и этого нет, прошло! Сгорело дотла!
«Неужели ты такое выдержишь? – подумала она, замолчав, чтобы перевести дух. – Неужели никак не отреагируешь?» Его инертность пугала больше, чем любая злоба.
– Я только хочу, чтобы ты понял… – продолжила Николь, но тут же замолчала, увидев, как он покачал головой.
– То, что ты считаешь своим желанием, и то, что есть на самом деле, – две большие разницы, – решительно заявил он. – В твоих мыслях сплошная путаница, моя милая сирена.
Она сделала глубокий вдох и на выдохе сквозь зубы просипела:
– Я не хочу тебя, вот и все.
– Потому что я надоел тебе?
Тон Мартина был поразительно спокойным, даже слегка насмешливым, хотя глаза сверкали бешенством. Чувствовалось, что он сдерживается из последних сил. «Наконец-то она задела его самолюбие», – восторжествовала Николь.
«Наверное, сейчас было бы лучше согласиться, и тогда он, скорее всего, оставит ее в покое, – подумала она и уже решила пойти на такую хитрость, как вдруг в ней заговорила совесть. – Не лицемерь самой себе! Это нечестно даже по отношению к сегодняшнему дню и интереснейшей поездке, ведь если бы не он, тебе бы никогда не узнать столько нового и захватывающего об истории Мальты».
И правда, как бы Николь ни старалась, в душе она прекрасно сознавала, что этот человек был ей очень дорог и поэтому никак не мог надоесть. С самого начала он окружил ее большим вниманием. В его компании она ожила, почувствовала себя женщиной – не только с точки зрения физиологии, – в ней снова пробудился интерес к жизни. После их ошеломляюще бурного знакомства в воде, он быстро овладел собой и, как бы извиняясь, взволнованно пояснил:
– Поверь, обычно я совсем другой. Не в моих привычках брать женщину приступом, а тем более так скоро. Наверное, я просто не встречал еще таких, как ты. Слушай, давай начнем все сначала, попробуем еще раз, уже сдерживая себя, ну хотя бы на какое-то время. Как насчет поужинать вместе?
И, конечно. Николь согласилась. Позже, сидя в номере перед зеркалом и готовясь к предстоящему свиданию, она поймала себя на том, что напевает. Ей стало удивительно легко, словно от вина, и она, впервые за долгое время, ощутила себя на пороге чего-то нового, неизведанного.
В этот вечер Мартин заново научил Николь улыбаться, и она, забыв обо всем, болтала без умолку о своих родных, друзьях» работе, о первой в ее жизни квартире, еще не до конца обставленной, умолчав только о Дэвиде. Эта тема была очень щекотливой и болезненной, и ей не хотелось портить себе настроение.
В конце концов, когда они допивали уже вторую, бутылку вина, а на темном небе зажглись мириады больших и совсем маленьких звезд, Мартин тихо спросил:
21 
