– Любимой и совершенно особенной? – засмеялась Глори, опускаясь на мягкий диван, к которому подвела ее Риба. – Солнышко, да единственное, что во мне есть особенного – чертовы белые клинья в волосах.
– Не может быть. Насколько мне известно, ты одна из немногих людей на земле, которых любит Чанс.
– Он сказал тебе это?! – поразилась Глори.
– Не словами. Просто, когда он говорит о тебе, голос и глаза выдают любовь.
– Чанс не произносит слово «любовь». Никогда, – вздохнула Глори.
– Знаю, – спокойно и сдержанно ответила Риба.
Даже сознание, что она станет женой Чанса, не излечило сердечной раны, причинявшей невыразимые муки оттого, что Чанс ни разу не признался ей в любви.
– Думаю, для Чанса да и для остальных было бы куда лучше, если бы он смог открыто говорить об этом, – пробормотала Глори, печально глядя куда-то вдаль. – Однако такому не суждено сбыться. – Светлые глаза остановились на Рибе. – Ты можешь с этим жить?
– У меня нет иного выбора. Я люблю его.
Глори снова вздохнула и прикрыла веки, устало откинувшись на спинку дивана.
– Я знаю, он тебя любит. Ты единственная женщина, на которой он хотел жениться. Чансу так не терпится дать тебе свое имя, что он даже не захотел подождать еще всего-навсего неделю, черт возьми, как я ни умоляла. Пришлось перевернуть небо и землю и едва не убить мужа, и вот я здесь.
Она зевнула.
– Подумать только, с тех пор как тридцать четыре часа назад позвонил Чанс, я ни на минутку не сомкнула глаз. Надеюсь, он разинет рот от удивления, когда меня увидит. – И Глори, измученно улыбнувшись, добавила: – Это мой единственный свадебный подарок любимому брату.
– И единственный, который что-то значит, – заверила Риба, весело засмеявшись. – Представляю себе лицо Чанса! Он из тех, кого нелегко удивить.
Зевок Глори оборвался смешком.
– Не очень-то надейся, солнышко. Чанса уже с четырнадцати лет никто не мог застать врасплох.
– Это когда погиб Лак?
Зеленые задумчивые глаза широко раскрылись.
– Он рассказывал тебе об этом?
– Не все. Просто признался, как страдает и чувствует себя виноватым, из-за того, что Лака убили, прежде чем Чанс успел что-то сделать. Правда, я не знаю, что в этом случае можно было ожидать от четырнадцатилетнего мальчика.
– Никто ничего и не ожидал, и меньше всего, что случится подобное.
Глори пристально посмотрела на Рибу.
– А что рассказывал тебе Чанс о том дне?
– Что он пришел слишком поздно. Лак уже был мертв. Тогда Чанс нашел шахтера, убившего брата.
– А потом?
Риба покачала головой:
– Больше он ничего не захотел сказать. Но думаю… – Она вспомнила, как быстро и беспощадно расправился Чанс с теми пятерыми мужчинами в шахте. –…Думаю, будь Чанс постарше, наверняка убил бы его.
– Ты почти права, – скорбно кивнула Глори, словно на глазах осунувшись. – Чансу было только четырнадцать, но он все равно прикончил того шахтера. Возраст и размеры никогда не имели для него особого значения.
– Господи…
Голос Рибы замер.
– Если бы ты видела, что осталось от Лака, – мрачно объяснила Глори, – не стала бы осуждать Чанса. Я украла пистолет и сама отправилась на поиски проклятого негодяя. Только Чанс первым нашел его. У убийцы был нож. Правда, ему это не помогло. Чанс отнял у него оружие и убил собственными руками.
Глори покачала головой.
– Господи, столько времени прошло с тех пор, как я в последний раз вспоминала об этом. Я до сих пор не пойму, почему Чанс в тот день словно рассудок потерял.
– Как-то раз, – медленно начала Риба, – когда твой отец выключил все фонари в шахте и Чанс испугался и заплакал, Лак обнял его и кричал на отца до тех пор, пока тот не включил свет.
Глори, мгновенно вскинувшись, устремила на Рибу настороженный взгляд.
– Когда это случилось?
– После смерти вашей матери. Чанс всегда хотел чем-то отплатить Лаку за доброту.
– И в жизни не говорил об этом даже после смерти Лака. – Глори задумчиво покачала головой. – Это многое объясняет. Отец никогда особенно не привечал Чанса. Тот даже в детстве был слишком независим. И ни на кого, кроме ма, не обращал внимания. Лак был совсем другой – сын своего отца. Но и Чанса тоже любил. Чертовски казалось странно наблюдать этих двоих вместе. Никогда не видела, чтобы такие разные люди были так близки. Конечно, Лак был само очарование, да только я никогда особенно его не любила. Чанс был совсем другой. Упрямый маленький оборванец с улыбкой, словно солнечный лучик.