112 
У Фица отлегло от сердца. Одна проблема была решена. Он снова повернулся к душеприказчику, от которого зависела судьба детей:
— Итак, мисс Мерриуэзер получила новый статус. Теперь она графиня, обладательница неплохого состояния. Моя жена имеет возможность нанять хороших учителей и гувернеров, а также послать детей в лучшие учебные заведения страны. Считаете ли вы возможным, сударь, передать ей на воспитание ее малолетних братьев и сестер?
— Нет, если они будут жить бок о бок с заядлым игроком, каким являетесь вы, — упрямо заявил Грейсон.
— А если моя супруга вернется вместе с детьми на отцовскую ферму? — настаивал Фиц. — Что же касается меня, то я готов жить отдельно от них до тех пор, пока не докажу вам, что являюсь добропорядочным человеком.
Последние слова едва не застряли у него в горле, однако он заставил себя без запинки произнести их.
Грейсон, прищурившись, на минуту задумался, а затем согласился с предложением графа. Фиц едва не подпрыгнул от радости, однако тут же осадил себя. Несмотря на то что ему удалось вернуть Абигайль детей и найти способ погасить долг Квентину, до полной победы было еще далеко.
Он был, как никогда, сосредоточен и спокоен и упорно скрывал свои истинные чувства за маской холодного отчуждения.
Позже, оставшись наедине с женой, он даст волю своим эмоциям.
Фиц поймал на себе неодобрительный взгляд Квентина. Джефф тоже посматривал на него с недоумением. По мнению этих джентльменов, он поступил глупо, отказавшись от приданого жены. Зачем тогда нужно было вступать в брак?
Бросив мрачный взгляд на кузена, Фиц натянуто улыбнулся.
— Готовьте документы, господа, — обратился он к адвокатам. — Надеюсь, вы позволите мне отвезти жену и детей на ферму. Неизвестно, как долго нам придется жить в разлуке.
Подойдя к закрытой двери в кабинет с подносом в руках, на котором стояли кофейник с горячим кофе, чашки и тарелка с пирожными, Абигайль замерла. До ее слуха доносились возбужденные голоса. То, что она услышала, привело ее в оцепенение. Адвокаты настаивали на своем. Они не желали возвращать ей детей. Никто из них не рассматривал Фица в качестве подходящей кандидатуры на роль опекуна.
Она уже собиралась распахнуть дверь и вмешаться в разговор, но тут ее муж снова подал голос. Он согласился с доводами адвокатов и сказал, что будет лучше, если его жена с детьми вернется на отцовскую ферму.
Фиц хотел отослать ее назад в Оксфордшир, за пятьдесят миль от его поместья! Это было возмутительно…
Абигайль была потрясена его вероломством. Неужели он пытался избавиться от нее? По-видимому, она плохо знала этого человека и поспешила с замужеством…
Поставив тяжелый поднос на столик в коридоре, Абигайль приникла ухом к двери. По ее щекам неудержимым потоком текли слезы. Ее супруг вел странную игру. Он как будто играл с адвокатами в невидимые карты. Могла ли она верить ему, после того как он, по существу, отказался от нее и детей?!
Неужели она так мало значила для него, что он решал ее судьбу, даже не посоветовавшись с ней, не считаясь с ее желаниями?!
Мысли Абигайль путались. Она понимала только одно: дети останутся с ней, но Фиц будет жить отдельно. Казалось бы, ее мечта сбывалась, ей возвращали братьев и сестер, однако вместо радости Абигайль испытывала отчаяние. Она дрожала от ярости и горя, беззвучно плача.
В конце концов, Абигайль сдвинулась с места и вышла через стеклянную дверь на террасу, а потом спустилась в сад. Она не хотела никого видеть. Спрятавшись в зарослях высоких тисов, Абигайль упала на землю и разрыдалась.
Как она могла поверить в то, что щеголь и повеса Фиц полюбил ее, простую деревенскую девушку, «мисс Огородницу», как он ее называл?! Какой слепой и наивной она была! Видимо, главной приманкой для него, как и для предыдущего ее ухажера, были деньги. И вот теперь муж, убедившись в том, что ему не заполучить приданого Абигайль, отсылал ее прочь, с глаз долой!
Она долго безутешно плакала, проклиная злую судьбу.
Адвокаты битый час обсуждали детали соглашения, составляли документы и переделывали их, внося дополнения. Наконец все необходимые бумаги были готовы, подписаны и заверены.
Когда они наконец покинули кабинет, Фиц сел за письменный стол и выписал чек на сумму, превосходящую долг, а затем вручил его Квентину.
— Вы спасли мою жизнь и жизнь моей дочери. Это не измеришь деньгами, — сказал он.
112 
