Пробежав глазами плохую копию, он заговорил о том, что мысль, вообще говоря, неплохая. Надо выбрать тему, заведомо не имеющую решения. Тогда дискуссия может стать живой. Идея, которую развивал Успенский, заключалась в том, чтобы, начав обсуждение, отойти от привычных общепринятых понятий, поведя разговор в том свободном и произвольном духе, когда сама постановка вопроса, заранее не стреноженная догмой, открывает возможность для некоторой игры ума.
– Предлагаю сформулировать так, чтобы, как говорится, и волки, и суки... – он усмехнулся. – «Как изменятся функции денег по мере перерастания социализма в коммунизм?»
– Интересно, – Маша дернула плечом. – На этот счет у меня своя теория.
– Вот и изложишь, – Успенский соглашался. – Основной доклад – твой. Захочешь, прогляжу заранее, но это не обязательно. Начнешь с того, что роль денег в настоящее время упрочилась, а дальше – как знаешь. Единственное, о чем я прошу, – точная доказательная база. Используй источники, которые для них авторитетны.
– В смысле, «Капитал»? – Маша уточнила деловито.
Холодок нетерпения поднялся в крови. Свою задачу она понимала отлично: то, что должно получиться, не имеет отношения к науке. Доклад, основанный на системе безупречных цитат: цепочка, звенья которой подобраны исподволь, приводит к неожиданным выводам.
– А если им не понравится? – она спросила осторожно.
– Наука не девка, чтобы нравиться. Докажешь – твоя взяла, а там поглядим. «Капиталом» не ограничивайся – будут невнимательно слушать. Знаю я этих марксистов... – презрительная улыбка тронула его губы.
По дороге домой Маша обдумывала задачу. Сама по себе она не казалась трудной. Противоречия, содержащиеся в «Капитале», давали простор любым маневрам. Главное – разбить на этапы. Затем, оттолкнувшись от промежуточных выводов, сделать последний, решающий ход. Взять и поставить перед фактом. Загнать в угол. Холодным взглядом Маша глядела вперед: суки, не чующие подвоха, двинутся за ней, как бараны. Словно воочию она видела тупые головы, кивающие в такт привычным, миллионы раз цитированным словам.
«Не бараны – крысы. Крысы из Гаммельна».
Задача, на первый взгляд показавшаяся легкой, на поверку оказалась сложнее. Целую неделю, усердно листая Маркса, Маша строила систему доказательств, совершенно невинную. На первый взгляд. Цитаты она разбавляла выписками из учебников, делая точные ссылки.
Мелодия, сочиненная Крысоловом, была чарующей. Лишь на последних тактах, стянув цитаты в крепчайший узел, Маша открывала неожиданный вывод: деньги становятся фикцией еще при социализме: привычная Марксова триада превращается в товар – деньги – товар. Метаморфоза, проверенная на практике, не предполагает никакого приращения, в классическом варианте обозначенного штрихом. Пролистав лекции профессора Белозерцева, Маша пришла к выводу: схемы, которые Никита Сергеевич чертил на доске, в каком-то смысле совпадают с ее построениями. Экономика социализма топчется на месте. Дальше – только конец.
Успенскому она решила ничего не показывать. Он сам позволил ей действовать самостоятельно – развязал руки.
2
Те, кому предназначались доказательства, заняли первые ряды: старейшие преподаватели, политическая зрелость которых пришлась на послевоенные годы, переговаривались вполголоса. Себя они чувствовали почетными гостями, способными – одним своим присутствием – осветить подлинно научным светом любую дискуссию. До последней минуты ожидали кого-нибудь из ректората, но так и не дождались.
Нурбек, устроившийся в сторонке, улыбался невнимательно.
Собрание открыл Успенский. В нескольких словах представил тему и докладчика. Ареопаг, расположившийся в первых рядах, кивал благосклонно. Поговорив о социалистическом хозяйственном расчете, положительно сказавшемся на функции денег, Успенский сделал приглашающий жест. Маша вышла и встала за кафедрой. Профессор сел поодаль.
Она начала почтительным голосом. Привычные цитаты отдавались в их старческих ушах. Маша двигалась от этапа к этапу, и каждый вывод, который она делала, вплетался в знакомую мелодию. Старцы, обсевшие кафедру, безропотно следовали за ней.
Успенский слушал внимательно и собранно. Совершенно трезвые глаза глядели вдаль.
Ни о чем не подозревая, крысы приближались к горе. Конструкция, возведенная со знанием дела, раскрылась с последними словами, и, все еще кивая очарованно, они сделали шаг. Тьма кромешного вывода сомкнулась за их спинами: то, чему каждый из них отдал всю свою жизнь, стало фикцией еще при социализме.