31 
«Почему Эмбер вернулась?» — гадала Тиффани. Она же сама отвезла девушку на ферму Болитов. Почему та решила проделать пешком весь путь обратно? И как вообще умудрилась вспомнить, куда нужно идти?
— Она весьма непростое дитя, — раздался чей-то голос, и Тиффани увидела Жаба[12], высунувшего голову из-под лежавшего поблизости листика. — Ты, кажется, чем-то очень встревожена, мисс.
— Старый Барон умер, — сказала Тиффани.
— Ну, этого следовало ожидать. Да здравствует Барон!
— Он не может здравствовать, он умер.
— Ты не поняла, — проквакал Жаб. — Такова традиция. Когда король умирает, нужно немедленно провозгласить здравие нового короля. Это важно. Интересно, как справится новый. Роб Всякограб говорит, этот Роланд просто нюня, недостойный даже лизать твои башмаки. Да ещё так скверно с тобой обошёлся.
Тут она смолчать никак не могла, что бы там ни было в прошлом.
— Мне совершенно не требуется, чтобы кто-либо лизал меня где-либо, спасибо большое! — отрезала Тиффани. — И вообще, какое им дело до барона? Фиглы ведь гордятся тем, что у них нет господина.
— Ходатайство принимается, — словно в суде, прогнусавил Жаб, — а ещё они гордятся тем, что пьют как можно больше алкоголя по малейшему поводу, в связи с чем характер имеют довольно капризный, а Барон, меж тем, уверенно полагает, что является, de facto, владельцем всей здешней собственности. Утверждение, которое будет непросто отстоять в суде. Хотя, лично я, к сожалению, ничего отстоять уже не способен, я и стоять-то не могу. Давай лучше о девушке. В ней есть нечто странное, ты заметила?
«Заметила? — поспешно соображала Тиффани. — Что я могла заметить?» Эмбер была обычным ребёнком[13], ни слишком тихим (что всегда вызывает беспокойство), ни слишком шумным (это раздражает). Вот и всё. Но тут она вспомнила: «Цыплята! Вот что было странно».
— Она умеет говорить на фигловском! — добавил Жаб. — Я не про «кривенс» и всё такое, это просто диалект человечьего. Она говорит на древнем Праязыке фиглов, который ведом только кельде, и на котором они говорили там, откуда пришли (откуда бы они ни пришли), ещё до того, как пришли оттуда сюда. Извини, будь у меня время на подготовку, я смог бы выразить свои мысли более связно. — Он помолчал и добавил: — Лично я не понимаю ни слова на фигловском, но девушка, кажется, ухватывает всё налету. О, и ещё одно: она, похоже, пыталась говорить со мной на жабьем. Клянусь! Я его и сам-то почти не знаю, так, изучил кое-чего после своей… трансформации.
— Ты хочешь сказать, она понимает незнакомые слова? — уточнила Тиффани.
— Я не уверен, — ответил Жаб. — Не то чтобы понимает, скорее, ухватывает смысл.
— Да неужто? Мне она всегда казалась слегка простоватой.
— Простоватой? — с некоторым самодовольством переспросил Жаб. — Знаешь, как юрист могу заверить тебя, что любое простое дело при ближайшем рассмотрении оказывается крайне сложным, особенно если у меня почасовая оплата. Солнце простое. Буря простая. Меч простой. Но за каждой такой «простотой» всегда тянется длинный хвост осложнений.
Эмбер высунула голову из норы и сказала:
— Миссис Кельда говорит, что примет тебя в меловой яме.
Спускаясь в яму сквозь тщательно устроенную маскировку, Тиффани услышала негромкий, но радостный шум толпы.
Яма ей нравилась. Казалось, тут невозможно ощущать себя несчастной, в объятиях влажных стен и в голубом свете дня, сочащемся сквозь колючие кусты. Когда она была помоложе, ей доводилось видеть рыб, плавающих туда-сюда в меловой яме, древних рыб, из тех времён, когда Мел ещё был морским дном. Море давно ушло, но призраки рыб этого так и не заметили. Они были бронированными, словно рыцари, и древними, словно сам мел. Сейчас она их больше не видела. «Может, с возрастом зрение меняется», — думала Тиффани.
Здесь сильно пахло чесноком. Значительную часть дна ямы покрывали улитки. Среди них осторожно шагали Фиглы, рисуя на ракушках номера. Эмбер, обняв руками колени, сидела рядом с кельдой. В общем, вид сверху сильно напоминал соревнования пастушьих собак, только лая поменьше, зато гораздо больше слизи.
Кельда заметила Тиффани и приложила крошечный пальчик к губам, кивнув на Эмбер, которая полностью была поглощена текущими событиями. Дженни похлопала по земле, приглашая Тиффани сесть рядом, и сказала:
— Мы глядим, как парни клеймят наш скот, ведаешь ли.
12
У Жаба не было иного имени, кроме Жаба, он присоединился к клану Фиглов несколько лет назад, потому что счёл жизнь в кургане гораздо более привлекательной, чем свою прежнюю жизнь адвоката, или, точнее говоря, жизнь адвоката, который слишком умничал в присутствии феи-крёстной. Кельда не раз предлагала превратить его обратно в человека, но он всегда отказывался. Фиглы, надо признать, уважали его и считали мозгом клана, ибо Жаб знал всякие мудрёные слова, более длинные, чем был он сам.
13
«Ребенком», с точки зрения Тиффани, являлся любой индивид на пару лет младше самой Тиффани.
31 
