Последние отзывы

  2  

— А меня — Иваном Ивановичем.

— Вот и познакомились, Иван Иванович.

— Сколько же тебе, Иоланта, годиков?

— Уже восемнадцать, — глазом не сморгнув, — привычно соврала Иоланта.

— И… сколько это стоит?

— Три рубля.

— Сдурела?

— Найдите дешевле.

— Давай за два.

Смерила Иоланта оценивающим прищуром глубину бездонного неба и согласилась:

— Пусть будет два, только денежки вперед.

Так быстро она согласилась, что он даже пожалел: можно было бы рубль предлагать, а то и полтинник. Но было уже предложено и уже принято.

— Ладно. А где?

— У меня место есть.

— Что за место?

— Через площадь привокзальную, через трамвайные линии, за угол, там, в переулке, — трактир, за трактиром — конюшня, на чердаке — сеновал. Никого там нет, на сеновале.

— Хорошо. Только я заплачу, когда придем. Чтоб не удрала с денежками.

— Ах, мы такие недоверчивые… Идите за мной, только по той стороне улицы. И на меня все время не смотрите. Вроде гуляете. Вроде меня не знаете и не замечаете.

2

— Итак, все с самого начала.

— Товарищ Генеральный комиссар Государственной безопасности, все было как всегда. Но на этот раз лопнуло колесо…

— Надо было сменить.

— Запасное оказалось с проколом.

— Надо было звонить.

— Звонил, никто не отвечал, снова…

— Короче, на сколько вы опоздали?

— На два часа девять минут.

— Дальше.

— Прибыл на Северный вокзал с опозданием. Обыскал все. Его не было.

— В милицию обращались?

— Конечно, нет.

— Правильно. Так где же он?

— Не знаю, как сквозь землю.

— «Владивосток — Москва» прибыл на первую платформу?

— Как всегда, на первую.

— Выяснили, кто работал на первой?

— Должен был Звонарев, агентурный псевдоним — Брыль. Но он на переподготовке. Вместо него работал Змееед с восьмой платформы.

3

— Здравствуйте, Змееед.

— Здравия желаю, товарищ Народный ко…

— Дома я просто Генрих Григорьевич.

— Здравствуйте, товарищ Генрих Григорьевич.

Подал Генрих Григорьевич руку. Пожал Змееед нежную белую ладонь Народного комиссара внутренних дел.

— Садитесь.

Садится Змееед, а сам замечает: народный комиссар под столом эдак незаметно руку платочком вытер, да платочек батистовый с буковками вышитыми — в мусорную корзину. Опять же — незаметно. Но Змееед не зря три года разведчиком-наблюдателем на Северном вокзале оттрубил. Змееед все видит. Только виду не подает. Так приучен. У больших начальников, известное дело, к своим рукам почтение. Предшественник товарища Ягоды, товарищ Менжинский, ту же манеру имел, — в Болшево, в колонию беспризорную приезжал, всей шпане ручки жал. А потом, бывало, зайдет за уголок, чтоб незаметно, а там из особой канистры ему на руки спирт льют. Беспризорные ему однажды сказали, что лучше бы он им руки не жал и свои ладони спиртом не отмывал, а сразу бы им канистру отдал, так они б его за то пуще бы полюбили…

— Итак, дорогой Змееед, у вас теперь новая работа.

Подумал Змееед, что бы такое ответить, но ничего умного не придумал. Вместо ответа головой мотнул.

— Нравится?

— Еще бы!

— Это я вас на такую высоту поднял.

— Спасибо, Генрих Григорьевич.

— Приказ пока предварительный, но если будете хорошо работать, подпишу приказ окончательно.

— Постараюсь.

— Теперь — к делу. Прежде всего, подпишите вот эту бумагу. Это расписка о неразглашении. Вы, Змееед, никогда на моей даче не бывали, никогда меня не встречали, никогда со мной не говорили.

— Понял.

— Если понял, распишись. И выйдем в сад. Тут душно.

4

— Люська!

— Да.

— Люська, ты кого, стерва, привела?

— Бобра.

— Так он же чекист.

— А мне почем знать?

5

— Вот, товарищ Змееед, десять фотографий. Вы кого-нибудь из этих людей видели вчера на первой платформе Северного вокзала?

— Видел вот этого. Курьерский «Владивосток — Москва», прибыл в пятнадцать часов десять минут. Он вышел из шестого вагона.

— Постойте… В поезде двенадцать вагонов. В Москве выходят все пассажиры. И встречающих — толпа. Смена ваша — восемь часов. За смену вон сколько поездов приходит и уходит. И вы одного разглядели? Одного запомнили? Он чем-то привлек внимание?

— Нет, этот неприметным был. Но я всех разглядываю. Работа такая.

  2