– Пока эта игра продолжалась, она была довольно забавной, – сухо заметила Редпас.
– Итак, Кояме достался шелк, изготовленный «Риск лимитед». А как же вклад Чженя в игру?
– В настоящее время он покоится в ящике на пекинском складе вместе с другими священными сокровищами Тибета.
– Интересно, долго ли удастся дурачить власти КНР?
Редпас взглянула на настенные часы, где медленно передвигающаяся изогнутая стрелка отделяла день от ночи.
– Уже недолго, – удовлетворенно заключила Редпас. – Беды тона «Земля и небо» только начинаются. КНР – опасный противник. Впрочем, тибетцы тоже.
С этими словами Редпас взялась за другую газету.
– Похоже, борьба за освобождение Тибета усилилась, – продолжала она, – под новым боевым кличем: «Священная лазурь». По-моему, он имеет некоторое отношение к шелку.
Дэни прерывисто вздохнула:
( Значит, игра все же стоила свеч.
– Но нет гарантий, что борьба приведет к победе.
– Конечно, но по крайней мере к тибетцам снова вернулось их священное наследие.
– Древняя реликвия, – подтвердила Редпас.
– Должно быть, Катя в бешенстве.
– Катя мертва.
У Дэни расширились глаза:
– Ты уверена?
– Вполне. Любовник убил ее в припадке гнева или страсти – полиция так и не сумела определить. Вскоре после этого Касатонов покончил жизнь самоубийством.
– Не могу поверить…
– Все мы смертны.
Дэни нетерпеливо тряхнула головой.
– Мне просто не верится, что такой хладнокровный убийца, как Касатонов, способен расстаться с жизнью из-за женщины.
– К счастью, полиция Арубы не знает Касатонова так, как ты. Официальной причиной его смерти считается самоубийство.
– Расследование прекращено?
– Окончательно.
– Должно быть, Джилли вздохнул с облегчением, – заметила Дэни.
– Джилли может считать, что ему повезло, если я не спущу с него шкуру, – пробормотала Редпас, глядя мимо Дэни.
– Вот и я! – объявил Джиллеспи, входя в кабинет и закрывая за собой дверь. – Вернулся пораньше, чтобы успеть приготовить вам ужин.
Несмотря на бодрый голос сержанта, было ясно, что он смертельно устал. На его лице красовалось несколько свежих ссадин. При ходьбе он прихрамывал.
– Отпуск выдался напряженным? – полюбопытствовала Дэни.
– Бывало и хуже.
Редпас внимательно оглядывала Джиллеспи, отмечая каждое изменение его внешности.
– Садись, – мягко предложила она, – я налью тебе чаю.
– Некогда. Прасам Дхамса и его свита ждет в гостиной.
– Ты шутишь? – изумилась Редпас.
– Он изводится от нетерпения, – туманно ответил Джиллеспи. – С тех пор как Касатонова убрали, его больше ничто не сдерживает.
За спиной Джиллеспи вновь открылась дверь.
– Но Прасам Дхамса не знает, что такое нетерпение, – возразила Редпас.
– Да, – кивнул Шон, появляясь на пороге, – в отличие от меня.
Обращаясь к Редпас, Шон ни на миг не сводил глаз с лица Дэни, которая была как натянутая струна.
Она впилась в глаза Шона, терзаемая надеждой и болью. Он выглядел таким же изнуренным, как Джиллеспи, но еще никогда не казался Дэни более притягательным.
Прасам Дхамса обошел Шона и ступил в библиотеку, беглым взглядом оценив комнату и присутствующих.
– Все в сборе, – заключил Дхамса. – Это хорошо.
– Почтенный лама! – воскликнула Редпас, легко поднимаясь. – Какая неожиданная честь! А мы как раз собирались к вам, в Виргинию.
– Беспокойный человек, – произнес Дхамса, указывая на Шона.
Дхамса перешел на тибетский язык. Шон быстро переводил:
– Сначала беспокойному человеку пришлось выяснить, кто похитил шелк из священного храма.
– Кому? – недоумевающе переспросила Дэни. – Ах да, тебе!
– Вот именно, мне. Причем задача была не из легких. Я крался за Пакитом, как кот за мышью.
– За Пакитом? – переспросила Редпас. – Значит, Джилли был прав в своих подозрениях и шелк похитил кто-то из монахов Лазурной секты?
– Почему ты так решил? – спросила Дэни у Джиллеспи.
– Шон сам тренировал охранников, – просто объяснил Джиллеспи. – А я работал с людьми, которых подготовил он. К комнате, где хранился шелк, посторонних не подпускали и на пушечный выстрел, значит, похитителем был монах. Свой человек.
– А я не оценил теорию Джилли, – признался Шон. Прасам что-то спросил у него, и Шон ответил на том же языке. С улыбкой Будды Прасам произнес короткую фразу и замер в ожидании. Улыбка Шона угасла.