30 
Он целовал ее снова и снова. Ее кожа горела, и чуть слышные стоны были так томительно-сладки, что он сбросил с ее плеч блузку и, целуя, спустился от шеи к груди.
– Айви, – шептал он. – Айви.
Ее руки поднялись, сминая его рубашку. Его имя слетело с ее губ.
Он сказал себе, что будет двигаться медленно и не дальше, чем она ему позволит. Ее рука лежала на его затылке, и, наклонив голову, он поцеловал ее грудь сквозь тонкую ткань белья.
Со стоном она откинула голову назад и прогнулась.
Нужно было быть святым, чтобы отказаться от такого дара. Дамиан не был святым. Он упал на колени.
Ее стоны стали выше, напряженнее. Так же, как и его желание.
– Дамиан…
Он поднял на нее глаза.
– Я собираюсь только раздеть тебя. А потом уложу тебя в постель и, если ты захочешь, чтобы я ушел, уйду. Я обещаю.
На секунду она замерла. Потом подняла ногу, сделала шаг в сторону, и ее брюки остались лежать на полу. И когда он увидел ее длинные стройные ноги, то удивился, какого черта он дал это обещание?
Но ему придется сдержать его.
И остановится он прямо сейчас. Встанет с колен. Лишь расстегнет…
Айви отшатнулась от него.
– Нет! Пожалуйста, нет!
Голос ее зазвенел, глаза расширились от ужаса, и Дамиан понял.
Она сказала, что не любит секс. И он тут же решил по своей наивной мужской самоуверенности, что ей просто попался неумелый любовник, который не сумел ее разбудить.
Но теперь он понял.
Айви секс не то чтобы не нравился, он приводил ее в ужас! Кто испугал ее? Кто научил ее, что секс – это нечто болезненное, мерзкое и отвратительное?
Дамиан выругался сквозь зубы. Айви всхлипнула.
– Я же говорила… я же говорила, что так будет…
– Кто это сделал с тобой?!
Она не ответила. Он крепко обнял ее.
– Айви. Не надо плакать. Айви, моя Айви…
Он знал теперь, что ему делать. Он просто жаждал этого. Найти человека, который сделал с ней это, и убить его.
Ее тихие отчаянные рыдания разрывали ему душу. Бережно обнимая, он покачивал ее из стороны в сторону и словно убаюкивал нежными, ласковыми словами, которые прежде не говорил ни одной женщине, пока наконец ее слезы не прекратились.
Он взял ее на руки и осторожно положил на середину постели. Погладил по голове, убирая спутанные пряди волос с мокрых щек.
– Все хорошо, – приговаривал он. – Все хорошо, милая. – Спи спокойно. Я останусь здесь и буду охранять твой сон.
Когда она уснула, он прошел в гардеробную и переоделся в старую пижаму. Вернувшись в спальню, пододвинул к постели большое кресло и, устроившись в нем, стал перебирать в уме все, что мог бы сделать с этим сукиным сыном, из-за которого Айви теперь думает, что секс – та вещь, которой нужно бояться.
Кастрирует – вот что он сделает с тем негодяем! Дамиан остался очень доволен этим сценарием и наконец задремал, положив голову на жесткий подлокотник кресла.
Что-то разбудило его.
Луна исчезла, спрятавшись за темными тучами и пеленой дождя. В комнате было темно и холодно.
Он быстро подошел к стеклянным дверям и закрыл их. Проклятье, какой холод! Тепло ли Айви под ее одеялом? В такой темноте в глубине комнаты уже невозможно было ничего разглядеть.
Он зажег лампу, дающую мягкий рассеянный свет. Айви лежала на боку так же, как он оставил ее, но одеяло сползло с ее плеча и часть спины была открыта.
Выключив свет, он наклонился над постелью, чтобы поправить одеяло.
Вслед за ослепительной вспышкой молнии грохот отраженного разряда потряс стены дворца.
Айви вздрогнула, открыла глаза, увидела темную фигуру, склонившуюся над ней, и закричала.
– Айви! Милая. Не бойся. Это только я.
Он обнял ее за плечи, не обратив внимания на удар в ухо, и держал ее так, и нежно гладил, и что-то шептал на греческом. Казалось, прошла вечность, пока наконец она успокоилась.
– Дамиан?
Ее голос был так тонок. Он крепче прижал ее к себе, словно хотел наполнить своей силой.
– Да, милая. Это я.
Она силилась подавить невольную дрожь.
– Я подумала… я подумала…
Он мог только представить, что она подумала.
Бешеная ярость – неудержимая, как поток прилива, – переполнила его.
– Ты подумала, что это старый Гефест решил поиграть на Олимпе со своим копьем?
Был ли смехом этот тихий звук?
– Летом здесь бывают ужасные грозы. Я чертовски пугался их в детстве. Моя старая нянька, бывало, приговаривала: «Вот видите, Ваше Высочество, что случается, когда маленькие мальчики не слушаются взрослых».
30 
