– Да они ж не такие совсем!
– Не важно. Среди мутафагов есть те, что мысли чуют. Может, этот мул умный… ну, как человек все равно.
– Да не может такого быть, чтобы скотина какая разумением человека превосходила!
– Так то смотря какого человека. Тебя – запросто, – отрезал секретарь и пошел к повозке, расталкивая монахов.
Скалозуб, приоткрыв рот, уставился вслед торговцу и его мулу.
– Это что ж такое начнется, – произнес он тихо, – ежели киборги с мутафагами в сговоре. Ежели они…
– Все, едем! – Баграт хлопнул его по плечу, и охранник подскочил, едва не выронив автомат. – До Свири недалеко осталось.
* * *
– Юл! – Конь под Прохором крутился на месте, не желая ступать на кривые балки моста, где горел мотоцикл. – Юл, как нам за овраг перебраться?!
– Не ори, – спрыгнув с лошади, огрызнулся медведковский. – Разобъясни лучше, чего в киевских палить стали. Видал, скока ваших этот седой положил?
Он подошел к краю обрыва, поднял необычный пистолет, напоминавший металлический пенал с длинной рукоятью и коротким стволом на торце. Осмотрев его, выщелкнул магазин, покрутил, разглядывая.
– Автоматы, выходит, у него были. Два. Компактная вещица, под курткой спрятать легко. В этом патронов нема уже.
Он вставил магазин в рукоять и сунул оружие за пояс.
– Значится, он его бросил, чтобы гранату подорвать, – рассуждал дальше Юл, – опосля в овраг сиганул.
Медведковский взглянул на сидящего в двух шагах от него Оглоблю.
– Та́к вот.
Башмачник таращился на своего убитого коня и что-то мычал, держась за голову. Из ушей его текла кровь. Жеребца осколками посекло, а самого Оглоблю контузило, и он не слышал, как шипит и дергается раненый манис у него за спиной.
В повозке, свесив руки за борт, ничком лежал Коста. По условленному знаку Прохора Рэм разнес переговорщику голову выстрелом из обреза и сразу получил метательный нож в шею от Мирча. Тяжелое лезвие, пробив горло, перерубило позвонки, потому Рэм умер мгновенно. Вдоль края обрыва распластались мертвые тела остальных бандитов, между которыми бродили, фыркая, испуганные лошади.
Калеб подошел к манису, приставил к плоской башке ствол карабина и спустил курок. Ящер пронзительно заверещал, тело его выгнулось, лапа судорожно дернулась и ударила охотника в колено.
– Еще и лягается! – Разъяренный Калеб перезарядил карабин и всадил пулю в ляжку рептилии, но манис уже сдох.
– Ну… Я… – Прохор закашлялся. Конь не желал подчиняться. – Юл… Уйдут же!
Медведковский подошел к своей лошади, забрался в седло и, ни к кому не обращаясь, сказал:
– Валить, пока светло, надо. В топях ночью загнемся.
Сплюнул и натянул платок на нос.
Калеб развернулся к нему.
– Есть тута еще мост?
Юл покачал головой.
– Прохор! Ехай сюды.
Охотник повесил за спину карабин и пошел к своему коню.
– Калеб, стой! Вы… – Ординарец заперхал, наглотавшись дыма. Он сгорбился в седле, пытаясь натянуть платок на лицо, чуть не выронил револьвер, отпустил повод. Его гнедой тут же перестал крутиться и побрел прочь от моста к темной прогалине, где земля была ровной и не дымилась.
– Куда?! – только и успел крикнуть Юл.
К Прохору подбежал Калеб, но было уже поздно. Гнедой ступил копытами на прогалину и погрузился по грудь в тлеющую яму. Истошно заржал, задергался, пытаясь выбраться, сбросил седока… И тогда полыхнуло.
Юл подался назад, разворачивая лошадь. Калеб растянулся на земле, закрывая голову.
С шипением из ямы взметнулся клуб белого дыма, будто чан с водой опрокинули на раскаленные угли. Человеческий крик и ржание слились в один протяжный предсмертный вопль и оборвались.
Калеб поднялся, отряхнул одежду и молча прошагал мимо Юла обратно.
– Что с башмачником будем делать? – спросил тот.
– С собою возьмем, – на ходу бросил охотник.
Подъехав к Оглобле, Юл пожевал губами, оттянув платок, сплюнул горечь и, вынув ногу из стремени, пнул башмачника в плечо:
– Вставай.
Оглобля по-прежнему сидел на земле, обхватив голову руками, напоминая солдата, скорбящего по убитым товарищам.
– Ехать надо! – гаркнул Юл, сильнее пнув башмачника.
Тот поднял на него очумелый взгляд.
– Коня бери любого и за нами! Понял?!
Оглобля посмотрел по сторонам, медленно встал и, пошатываясь, побрел к стоявшей за повозкой лошади.
Когда он кое-как забрался в седло, Калеб с Юлом, не сговариваясь, развернули коней и порысили вверх по склону, к площадке на взгорье, где высилась над всей округой почерневшая труба.