Особенно,... 
38 
– Потрясающий. Присядь.
– У меня дела. Запри свою дверь.
– Сядь, – повторила она и указала на стул. – Я хочу промыть твою царапину.
– Я и сам могу это сделать.
– Скиммерхорн, неужели ты вообще ничего не знаешь? Когда получаешь рану, защищая женщину, она считает долгом чести залить тебя антисептиком. Если бы я носила нижнюю юбку, то должна была бы порвать ее на бинты.
Джед снова внимательно оглядел блестящий комбинезон.
– Что у тебя под ним?
– Отличный мышечный тонус. – Дора нетерпеливо подтащила его к креслу. – Теперь ты должен сказать:
«Ерунда, мадам, это всего лишь царапина».
– Так оно и есть. – Губы Джеда чуть-чуть скривились в улыбке. – Но могло быть и хуже.
– Несомненно. – Шелестя шелком, Дора опустилась на колени рядом с креслом и коснулась царапины ватным шариком. – Моя сестра сказала бы, что ты мог потерять глаз. Ли считает, что для глаз опасен любой предмет. Она унаследовала тревожные гены нашей мамы. – Дора намочила еще один ватный шарик и весело сказала:
– Немного пощиплет.
Царапина словно вспыхнула огнем, и Джед вцепился в запястье Доры.
– Черт побери, что это?
– Спирт. – Дора невинно захлопала ресницами. – Уничтожит любую грязь.
– До самой кости прожгло, – пробормотал Джед.
– Не скули, Скиммерхорн. Сиди спокойно. Дора снова прикоснулась к царапине проспиртованным шариком. Джед поморщился.
– Скиммерхорн? Там, на лестнице, ты визжала, как истеричка, и называла меня по имени.
– Я никогда не визжу, тем более как истеричка. Джед ухмыльнулся.
– А тогда визжала. «Джед! Джед! О, Джед!» Дора бросила ватку в эмалированный подносик.
– Тогда я думала, что тебя могут убить. К несчастью, я ошиблась. Хочешь, залеплю пластырем?
– Нет. – В его глазах сверкнули озорные искры. – А поцеловать не хочешь?
– Нет. – Дора поднялась, хотела было взять подносик, но передумала. – Послушай, я должна тебя спросить. Ты, конечно, ответишь, что мне не о чем беспокоиться, что такое часто случается. Но все равно я должна спросить. Ты считаешь, что он вернется?
Джед внимательно посмотрел на нее. В ее глазах появилась тревога, которую она до сих пор так удачно скрывала. Вряд ли он сможет успокоить ее.
– Я не знаю, – ровным голосом ответил он.
– Великолепно. – Дора закрыла глаза, глубоко вздохнула. – Я чувствовала, что глупо спрашивать. Если ты не знаешь, что он здесь делал, как ты можешь сказать, вернется ли он.
– Что-то в этом роде.
Однако можно было солгать, подумал Джед, видя, как снова бледнеют ее щеки. Совсем не трудно придумать какие-нибудь утешения, чтобы она спокойно заснула.
Когда Дора открыла глаза, они были очень темными, очень усталыми.
– Послушай. – Джед встал и заправил прядь ее волос за ухо, затем отдернул руку. – Послушай, – повторил он. – Я не думаю, что сегодня может случиться еще что-нибудь. Тебе необходимо лечь в постель, отключиться. Пусть полицейские делают свою работу.
– Да. – Ей очень хотелось попросить его остаться и не только из-за страха, но она покачала головой, потерла замерзшие обнаженные руки. – Завтра меня не будет почти весь день… я буду у сестры. Я оставлю тебе номер телефона на случай, если… на всякий случай.
– Отлично. А сейчас запри за мной дверь. Запрешь?
– Не сомневайся! И ты тоже. Запрись, я хочу сказать.
– Конечно.
Джед вышел и подождал, пока Дора не закрыла за ним дверь и задвинула засов. Затем улыбнулся, услышав безошибочный скрежет стула, который волокут по полу. Дверная ручка дернулась – это Дора подоткнула под нее спинку стула. Хорошая мысль, Конрой, подумал Джед, спускаясь в кладовую.
В прелестном городском доме, окруженном величественными дубами, состоятельная пожилая дама сидела перед большим телевизором, наслаждаясь хорошим вином и бархатным голосом Бинга Кросби.
Когда за спиной раздались тихие шаги, миссис Лайл улыбнулась и подняла руку.
– Иди сюда, Мьюриэл, – пригласила она свою верную домоправительницу. – «Снежное Рождество». Моя любимая песня.
Когда страшный удар обрушился на ее голову, она даже не вскрикнула. Тонкий хрустальный бокал разбился о край журнального столика, окропив дорогой французский ковер кроваво-красным хересом.
Страшная боль парализовала женщину. Словно издалека, как сквозь туман, до нее донесся разъяренный мужской голос:
– Где собака? Где эта чертова собака?
И больше она ничего не слышала.
38 
