17 
Она не помнила, когда Джонни отпустил ее руки. Не помнила, как они бессильно опустились и как ухватились за его твердые как камень плечи. Она только знала, что больше не хотела покидать эту комнату, этого мужчину, это великолепие.
В то время как его дерзкие губы и искусный язык превратили ее крики и стоны протеста в нежные вздохи удовольствия, его волшебные пальцы доставили ей новую неистовую радость, заполнившую все ее тело. Невада чувствовала, как последние следы сомнений отошли далеко на задний план. Ее тело и сердце были открыты для этого потрясающего мужчины, в чьих руках она становилась настоящей женщиной.
Итак, пока Джонни продолжал неторопливо, со знанием дела, возбуждать Неваду, ее собственные представления о добре и зле стали казаться ей ужасно глупыми, как если бы правила жизни не относились к ним. Она любила его. Какое имеет значение, если их медовый месяц случится перед свадьбой?
Губы Джонни наконец оставили ее.
— Все в порядке, дорогая, — бормотал он хрипло, прижавшись губами к ее шее, и его глаза светились влажным блеском. — Не сопротивляйся этому.
Он полностью завлек ее в ловушку и знал это. Она не причинит ему никаких неприятностей. Он целовал ее груди, пока они не загорелись розовым светом, и проворно закончил раздевать ее. И он шептал ей глубоким низким голосом о всех тех запретных вещах, которые ожидали ее.
— Держать твое обнаженное тело… целовать всю, дорогая… заниматься любовью, пока хватит сил…
Неваде нравилась каждая возбуждающая ласка его умелых рук, она трепетала от каждого дерзкого прикосновения, наслаждалась каждым прекрасным моментом своего сексуального пробуждения.
Испытывая совершенно незнакомое ей чувственное удовольствие, она стояла у двери и волновалась, и вздыхала, и пыталась запомнить все детали роскошной спальни плавучего казино, где ее сердце и ее девственность предназначались единственному мужчине, которому она могла когда-либо отдаться.
Бежевые шелковые стены красиво поблескивали в приглушенном свете одинокого позолоченного настенного бра, висящего прямо над широкой кроватью. Пара голубых бархатных кресел стояли друг против друга у круглого стола из сияющего золотыми прожилками бежевого мрамора. Высоко над столом были два открытых на ночь небольших иллюминатора. Раздвижные двери напротив кровати вели в просторную ванную комнату, где в центре, на возвышении, стояла мраморная ванна на золоченых ножках. С трех сторон к ванне вели покрытые ковром ступени, и на всех стенах висели высокие зеркала в золоченых рамах.
Джонни Роулетт чувствовал, как его сердце болезненно ударялось о ребра, когда он смотрел на крошечную темноволосую красотку, на которой ничего не было, кроме прозрачных черных чулок, синих атласных подвязок и таких же туфелек. Из всех обнаженных женщин, виденных им, та, что стояла перед ним сейчас, была самой красивой.
Отступив на шаг назад, Джонни покачал головой, не веря своим глазам:
— Господи, любимая, ты так хороша!
Невада шагнула к нему. Он жестом остановил ее.
— Постой так минутку. Позволь мне посмотреть на тебя.
Невада стояла перед ним застенчиво, как прекрасная нимфа из его затаенных сексуальных грез. Ее темные волосы каскадом спадали с плеч, длинный блестящий локон трогательно обвился вокруг одной груди. Ее сияющая алебастровая кожа напоминала дорогой жемчуг. Ее груди, высокие и полные, излучали бледно-розовый свет. Ее хрупкие ребра угадывались под бледной кожей над уже знакомой Джонни невероятно тонкой талией. Плоский живот казался вогнутым, но бедра женственно расширялись. Ее ноги не были очень длинными, но имели совершенную форму, ее округлые колени соблазнительно просвечивали сквозь черные чулки. Совершенный треугольник густых волос между ее матовыми бедрами был так же черен, как и полупрозрачные чулки, облегающие ее ноги.
Джонни, смотрящего на нее горящими благодарными глазами, снова поразило это удивительное сочетание детской невинности и яркой чувственности. Она была мечтой каждого мужчины — нежной и озорно-сексуальной.
Тяжело дыша, Джонни улыбнулся, подошел к ней, погрузил руки в ее распущенные волосы и склонил к ней лицо. Легко касаясь ее губами, он сказал:
— Позволь мне любить тебя.
Все, что было после, слилось для Невады в одно яркое наслаждение. Были горячие, огненные поцелуи, и Джонни, стоя перед ней на коленях, снял ее туфельки, потом спустил черные чулки с ног, и быстро, легко целовал крохотные пальцы на ногах, а она держалась за его широкие обнаженные плечи, чтобы не упасть.
17 
