– Тори, в чем дело? Что с тобой?
– Я сейчас не могу тебе всего объяснить. И должна тебя попросить, Абигейл, снова использовать свои связи. Может, ты выяснишь, не было ли совершено подобного преступления за шесть лет до убийства Элис и десять лет спустя? И можно ли установить дату совершения таких убийств? Примерно тогда же, в августе…
– Хорошо, Тори, я наведу справки, но, когда я так или иначе узнаю, ты должна будешь мне все объяснить.
– Но сначала мне нужен ответ. Извини, Абигейл, но мне этот ответ просто необходим.
И она резко положила трубку на рычаг. 23 августа 1990 года. Ровно за восемь лет до этого была убита Хоуп. В 1990 году, летом, ей бы исполнилось шестнадцать лет.
Глава 13
Живые приносят мертвым цветы, благородные лилии или простые маргаритки, однако, положенные на землю, они быстро умирают. Тори никогда не понимала, зачем оставлять то, что вянет и погибает, на могиле любимого человека. Очевидно, это служит утешением оставшимся жить.
Она принесла Хоуп не цветы. Она принесла то, что хранила все эти годы. Маленький стеклянный шар, где скакал крылатый конь, а если шар потрясти, в нем сверкали серебряные звезды. Это был последний подарок на день рождения от погибшей подруги.
Тори подошла к могиле, которую осенял ангел с арфой в руках.
– Здравствуй, Хоуп.
Она преклонила колени в мягкой траве и села на пятки. Дул теплый, мягкий ветерок, пахло расцветающими розами, высаженными за спиной ангела.
– Прости, что не приходила. Я долго откладывала эту встречу, но все эти годы очень много думала о тебе. У меня больше никогда не было такого друга, как ты, которому, как тебе, я могла бы все рассказать. Это было такое счастье – дружить с тобой.
Она закрыла глаза и предалась воспоминаниям, а некто следил за ней из-за деревьев. Некто, сжавший кулаки так крепко, что побелели суставы. Некто, знавший, что это такое – желать невыразимого, того, о чем нельзя говорить. Жить год за годом с затаенным в сердце желанием вкусить это снова, и чувствовать, как сердце может разорваться от желания и от возможности его удовлетворить. Прошло шестнадцать лет, и она вернулась. Он будет ждать, будет за ней следить, зная, что однажды она снова вернется туда, где все это началось.
До чего же они были хороши вдвоем, Хоуп и Тори. Тори и Хоуп. Темноволосая и белокурая, избалованная и затравленная. Ничто прежде, ничто потом не приносило ему такого волнующего ощущения, которое он испытал в ту августовскую ночь. Он снова попытался вернуть себе то ощущение. Так было всегда, когда внутреннее, обжигающее, как пламя, напряжение возрастало до предела. Тогда он пытался ощутить все заново, воскресить то пронзительное, невыразимое торжество.
Ничто не могло с ним сравниться.
А вот теперь Тори представляет угрозу. Он может расправиться с ней быстро и легко, но тогда исчезнет острое ощущение жизни на краю пропасти. Может, он все прошлые годы ждал именно этого ощущения. Может быть, он ждал ее возвращения, он хотел, чтобы она пришла сюда.
Нет, он подождет до августа, до знойной августовской ночи, и все будет так, как было восемнадцать лет назад. Он, конечно, мог бы прикончить ее и раньше. Однако он верит в символы и совпадения. Это должно свершиться здесь, где все началось. И, наблюдая за ней, он расстегнул «молнию», запустил руку в ширинку и довел себя до кульминации, как бывало давно, когда он тайком следил за Тори. Хоуп и Тори. Тори и Хоуп.
«Там, где это началось, – подумал он, – там оно должно и кончиться».
Дрожь пробежала по ее телу, словно кто-то провел холодным как лед пальцем от затылка до конца позвоночника. Неприятное чувство заставило Тори оглянуться, но она отнесла его за счет кладбищенской обстановки и невеселых раздумий. Ведь, в конце концов, она здесь в чужих владениях, она непрошеная гостья в обители мертвых. Темнело. Набрякшие серые облака, наплывая с востока, грозили закрыть солнце. Ночью пройдет долго ожидаемый фермерами дождь.
Пора идти.
– Я так потом страдала, что не пришла в ту ночь. Я должна была, даже несмотря на порку. Если бы я собралась с силами и вылезла тогда в окно, то, может быть, спасла нас обеих. Но так ли это, я никогда о том не узнаю.
Пели птицы. Сильный, настоятельный хор, казалось, совсем не вязался с тем местом, где звучал, однако, напротив, все было гармонично и цельно. Все так и должно быть: птицы, ленивое жужжание пчел на розах и сильный животворящий запах самих роз.