8 
Он покормит свою женщину — ибо она была его, вне всяких сомнений, — и позаботится о ней. Он проследит за тем, чтобы ей было хорошо и спокойно, так, как это должен делать мужчина, а затем сообщит ей, как все будет.
Но сначала он сделает все, чтобы она твердо стояла на ногах.
Камин в обеденном зале был зажжен. Флинн расставил на столе тонкостенный просвечивающийся фарфор, тяжелое серебро, благоухающие розы, чтобы поразить изяществом тонких свечей и драгоценным блеском хрусталя.
Затем, закрыв глаза и подняв руки ладонями вверх, он принялся уставлять стол блюдами, которые, по его мнению, понравятся ей больше всего.
Она так красива, его Кейлин. Он хотел вернуть румянец ее щекам. Хотел слышать ее смех.
Он хотел ее.
Да, все будет именно так.
Он отступил, с холодным удовлетворением изучая свою работу. Довольный собой, Флинн вышел и стал ждать ее у подножия лестницы.
И когда она спускалась к нему, его сердце гулко забилось в груди.
— Speirbhean.
Кейлин приостановилась в нерешительности.
— Простите?
— Ты прекрасна. Тебе нужно учить гаэльский язык, — сказал он, беря ее за руку и выводя из зала. — Я научу тебя.
— Ну что ж, спасибо, но не думаю, что в этом действительно есть необходимость. Еще я хочу поблагодарить вас за такой прием и спросить, могу ли я воспользоваться вашим телефоном. — Маленькая деталь, подумала Кейлин, которая неожиданно пришла в голову.
— У меня нет телефона. Тебе нравится платье?
— Нет телефона? Ну, тогда, быть может, телефон есть у кого-то из ваших соседей?
— У меня нет соседей.
— А в ближайшей деревне? — спросила она, вновь охваченная паникой.
— Нет никакой деревни. Почему ты беспокоишься, Кейлин? Тут тепло, сухо и безопасно.
— Может быть, но… откуда вы знаете, как меня зовут?
— Ты сама сказала.
— Я не помню, чтобы я говорила. Я не помню, как я…
— Нет причин волноваться. Когда ты поешь, тебе станет лучше.
Она подумала, что у нее уйма причин для беспокойства. Ощущение благополучия, которое Кейлин испытывала в той очаровательной комнате, быстро улетучивалось. Но когда она вступила в столовую, то испытала шок.
За столом могло бы уместиться человек пятьдесят, и еды хватило бы, чтобы накормить их всех.
Чаши, и блюда, и супницы, и тарелки теснились на длинной дубовой поверхности. Фрукты, рыба, мясо, целый огород овощей, множество неизвестных блюд.
— Откуда… — Ее голос зазвучал отрывисто, и ей пришлось приложить усилие, чтобы сдержаться. — Откуда все это?
Он вздохнул. Он ожидал восхищения, а вместо этого — шок. Еще одна вещь, на которую может рассчитывать мужчина, подумал он. Женщины — всегда загадка.
— Пожалуйста, садись. Ешь.
Хотя она испытывала легкую тревогу, но голос был спокойным и твердым.
— Я хочу знать, откуда взялась вся эта еда. Я хочу знать, кто еще есть в доме. Где ваша жена?
— У меня нет жены.
— Не обманывайте меня. — Она быстро повернулась, посмотрела ему в глаза и теперь почувствовала себя уверенней. И достаточно сердитой, чтобы настаивать и требовать. — Если у вас и нет жены, то женщина здесь есть наверняка.
— Да. У меня есть ты.
— Только… не подходите. — Она схватила со стола нож, направила на него. — Не подходите ко мне. Я не знаю, что здесь происходит, и знать не хочу. Я отсюда выйду и пойду дальше.
— Нет. — Он шагнул вперед и выхватил у нее из руки то, что теперь стало розой. — Ты сядешь и будешь есть.
— Я в коме. — Она изумленно глядела на белую розу в его руке, на свою пустую руку. — Я попала в аварию. Я ударилась головой. Все это — галлюцинации.
— Все это реально. Никто лучше меня не знает границы между тем, что реально, а что нет. Садись. — Он жестом указал на стул, чертыхнулся, когда она не пошевелилась. — Разве я не сказал, что не обижу тебя? Среди моих грехов никогда не было лжи или причинения вреда женщине. Вот. — Он протянул руку, и сейчас в ней был нож. — Возьми и воспользуйся им, не колеблясь, если я нарушу свое слово.
— Вы… — Она чувствовала рукой твердость рукоятки ножа. Померещилось, сказала она себе. Просто померещилось. — Вы волшебник?
— Да. — Его усмешка была быстрой и яркой, как молния. Он сиял от удовольствия. — Все точно, я волшебник. Садись, Кейлин, и поешь вместе со мной. Потому что голодал я очень долго.
Она осторожно отступила на шаг.
— Это слишком.
8 
