79 
«В то время как отдельные воротилы разворовывали Россию, — неутомимо строчили дешифраторы, — я никогда не путал свой карман с государственным…»
— Во! — восклицал экс-премьер. — В самую точку! В белый свет как в копеечку! В бога душу мать…
Тем временем в московской мэрии царила тихая паника. Мэр вызывал приближенных под предлогом производственного совещания и упавшим голосом спрашивал:
— Ну… есть новости?
— Готовит к изданию.
— Обо мне точно есть?
— Отдельная глава.
— Текста получить не удалось?
— Все строго засекречено. Даже Вале читать не дает.
— Господи! — стонал мэр. — Ну что меня понесло на этот федеральный уровень! Ведь если он ВСЕ напишет… вы понимаете?
— Да может, обойдется — утешали клевреты, клевретки и левретки.
— Да?! — негодовал градоначальник. — А если он напишет, как мы все его на Дне города целовали?
— Так и что ж тут такого, — пожимали плечами советники.
— Да? А если он напишет, куда мы его целовали?! В конце концов пресс-служба в полном составе уселась у подножия трона и приготовилась записывать лучшими перьями на веленевой бумаге текст мемуарной книги «Московская правда». Градоначальник приступил к диктовке.
— Еще в начале девяностых, — характерными рублеными фразами начал он. — Когда ничто ничего не предвещало. Что-то мне уже сильно не понравилось. Сначала чуть-чуть. Потом все больше и больше. И наконец я понял, что кремлевская власть. Заботится не о стране и не обо мне. А о семье и себе.
— Начало девяностых — это недостаточно сильно, — подсказал пресс-секретарь. — Я убежден, что при вашей прозорливости вы гораздо раньше заметили неблагополучие…
— А, ну да, — легко согласился мэр. — Конечно. Еще во второй половине восьмидесятых. Когда вся страна, опьяненная демократией, разворовывалась и растаскивалась. Я начал замечать неблагополучное. Мое внимание привлек митинговый герой. Площадной оратор. Спекулировавший на наших проблемах. И хотя я вынужден был скрывать свои чувства…
— Все-таки во второй половине восьмидесятых он был уже на виду, — подсказал пресс-секретарь. — Вы же не могли еще раньше не распознать в нем коррупционера, диктатора…
— Да, конечно! — воскликнул градоначальник. — Еще в начале восьмидесятых годов. Когда в Свердловске работал тоталитарный и жесткий секретарь обкома. А я начинал свой трудовой путь крепкого хозяйственника. Читая его выступление на XXVI съезде КПСС, я заподозрил неладное…
— Но когда он выступал на съезде, — подсказал градоначальник, — его слышала вся страна. А вы ведь, конечно, обо всем догадывались и раньше?
— Ну само собой! — удовлетворенно кивнул мэр. — Помню, еще ребенком… Увидел как-то на улице клочок газеты. Сами понимаете, тогда в нашем городе еще можно было увидеть мусор на улицах. Газеты там валялись совершенно запросто или окурки… Это теперь я навел порядок, а тогда — просто завалено все было газетами! Так и летали по улицам! Ну и вот, с присущей мне тягой к чтению открыл я, малец, газету… и читаю: «От нашего екатеринбургского корреспондента».
— Свердловского, — поправил пресс-секретарь.
— Ну да, да! Отлично трудится на коммунистической стройке прораб Ельцин Борис Николаевич. Ой, подумалось мне, это что-то не к добру. Нехорошо как-то. Большие беды будут стране от этого человека. Не иначе как я рожден остановить его, выступить противовесом ему! Спасти от него Отечество, всю Россию!
Перья послушно бегали по бумаге. Книга ударными темпами версталась во всех московских типографиях и вскоре появилась во всех московских ларьках. Продавцы, реализовавшие за день менее ста экземпляров, лишались лицензии.
Купил книгу и Путин, проезжавший по Кутузовскому проспекту и увидевший толпу продавцов, умолявших прохожих взять книгу с приплатой.
— Что дают? — спросил он водителя.
— Мэра нашего мемуары, — с готовностью пояснил тот. — В опровержение «Полуночных записок» бывшего президента.
— Да?! — переспросил Путин. — Ну-ну, — и по мобильному набрал номер Волошина:
— Стальевич? Это я. Назавтра вызови мне, пожалуйста, Колесникова и Геворкян. Что значит — в Париже? Что я к ней — в Париж полечу? Скажи, если не приедет, я ей вместо акций Березовского вручу векселя Гусинского… Ранним утром следующего дня спецкоры «Коммерсанта» стояли перед президентом, как лист перед травой.
79 
