55 
Впоследствии, однако, постановлением от 10 марта 1944 года цыгане были практически уравнены с евреями и подлежали отправке в лагеря смерти. Арийские корни не спасли их от геноцида.
Совершенно особенно нацисты вели себя по отношению к славянским народам Восточной Европы (тоже, вроде бы, потомкам доисторических арийцев). Это отношение имело долгую предысторию и фактически было продолжением прежней традиционной «Ostpolitik» (восточной политики) кайзеровского рейха.
В 1914 году канцлер Бетман-Гольвег заявил об агрессии славянства против германцев (Germanentum). Это противостояние продолжилось и во Вторую мировую войну, хотя гораздо логичнее выглядело бы, если бы тоталитарные режимы Германии и России вместе воевали против западных демократических держав.
И в Первую, и во Вторую мировые войны германская враждебность к России нарушала традицию Бисмарка (дружественной и союзнической линии в отношениях с Россией). В Первую мировую войну нарушение этой традиции было связано с германо-австрийским союзом и с его вторжением в сферу российских интересов на Балканах; во Вторую мировую войну было связано с нацистским расизмом. Дело в том, что Гитлер полагал: Бисмарк пошел на союз с Россией потому, что в последней господствующее положение занимала неславянская (германская) элита, а вот в СССР «хозяевами» стали евреи. Собственно, еврейство и большевизм были для Гитлера идентичны. Гитлер неоднократно повторял, что каждый большевик – это еврей. В своей речи от 13 августа 1920 года он безапелляционно заявил, что во время Октябрьской революции погибло 300 тысяч русских, но ни одного еврея (что, конечно же, является ложью), причем большевистская верхушка на 90 % состояла из евреев (и это тоже неправда).
Самих русских Гитлер считал легкомысленным, поверхностным, женственным народом – в отличие от мужественных, последовательных и логичных немцев. Гитлер утверждал, что у русских нет представления об организации и порядке.
«До большевистской революции, – говорил Гитлер, – Россия была поразительным примером государственно-творческой активности германского элемента в гуще низшей расы».
Такие его суждения не отличались оригинальностью: в XIX веке многие немцы верили, что их народ выше славян. Не только либералы, но даже социалисты (Маркс и Энгельс) часто огульно осуждали русских как реакционную ригидную нацию.
Гитлер и Розенберг взяли на вооружение эти расхожие суждения о русских и о Восточной Европе в целом. Находясь во власти стереотипов, Гитлер совершенно не представлял себе объектов своей расовой ненависти: в Полтаве он был поражен тем, сколько там белокурых и голубоглазых детей и женщин. Это связано с тем, что нацистские расовые теоретики связывали определенные физические признаки людей с их моральными качествами: блондин – сильный, голубоглазый – верный и так далее. Правда, требуемым расовым качествам (высокий рост, голубые глаза, длинный череп, узкое лицо, светлые волосы, розово-бледная кожа) ни один из нацистских руководителей (кроме Рейнхарда Гейдриха) не отвечал. Вероятно, поэтому Гитлер столь ревностно подходил к подобным вопросам.
Вместе с тем нельзя проводить линию преемственности между старым «обыденным» расизмом и расизмом Гитлера: расизм последнего имел инструментальный характер. Он выражался в возведении в абсолют довольно безобидных (если смотреть на это дело с юмором) национальных стереотипов. Гитлеровцы совершенно серьезно пытались превратить бытовой расизм в государственную политику.
Так, гауляйтер Восточной Пруссии Кох, находясь на посту рейхскомиссара Украины, постоянно конфликтовал с рейхсминистром, министром оккупированных восточных территорий Розенбергом. Одним из камней преткновения было нежелание Коха предоставить Украине особый автономный статус. Гитлер поддерживал Коха, считая, что украинцы и русские не способны к государственности: они ленивы, неорганизованны и склонны к анархии. При этом Гитлер хвалил Сталина, который насильно создал из «славянского сброда» государство.
Ненависть и презрение к славянам в нацистской расистской практике культивировалась настолько сильно, что Гитлер распорядился, чтобы немецкие войска вообще не входили в уцелевшие советские города: «пусть они и дальше влачат жалкое существование в собственной грязи». Именно по этой причине 10 сентября 1941 года Гитлер запретил вступление немецких войск в Ленинград, мотивируя это угрозой начала уличных боев и больших потерь для вермахта.
55 
