19 
– Надо остановить кровотечение, – сказала Тоби. – Вам нужно наложить швы.
– Для начала позвольте мне убедиться, что этот парень надежно привязан. Прошу вас, сэр. Вернемся в вашу палату.
Старик смачно плюнул.
– Черномазый! А ну, выпусти меня!
– Бог ты мой! Пытаешься взбесить меня, а?
– Ненавижу черномазых!
– Ага, как и все, – отозвался Брэйс, скорее устало, чем сердито. Ему все-таки удалось вывести – а отчасти вынести – старика в коридор. – Похоже, приятель, ты заслужил свидание со смирительной рубашкой.
– Ой! Только не превращайте меня в чудовище Франкенштейна, ладно?
Тоби аккуратно опорожнила шприц с ксилокаином и вытащила иглу. Она ввела местный анестетик в оба края раны и, немного выждав, осторожно уколола кожу.
– Чувствуете?
– Нет. Все онемело.
– Вы уверены, что не хотите поручить это дело пластическому хирургу?
– Вы ведь работаете в неотложке. Разве вам не приходится постоянно этим заниматься?
– Да, но если вас беспокоит косметический эффект…
– С чего бы? Я и так страшен как черт. Шрам, глядишь, послужит украшением.
– Ну, у вас появится еще один отличительный признак, – сказала она, беря пинцет и нитку.
Все необходимое нашлось в прекрасно оснащенном медицинском кабинете. Как и все прочее в Казаркином Холме, оборудование было самым лучшим и современным. Стол, на котором лежал Роби Брэйс, можно было установить в самых разных положениях, что делало его удобным для работы хоть с травмами головы, хоть с геморроем. Яркости верхних ламп хватило бы для любого хирургического вмешательства. В углу на случай необходимости стоял мобильный реанимационный набор, последней модели, разумеется.
Она еще раз смазала рану бетадином и проткнула края изогнутой хирургической иглой. Роби Брэйс лежал на боку, не шевелясь. Большинство пациентов в такой ситуации опустили бы веки, однако его глаза оставались широко открытыми и неотрывно смотрели на противоположную стену. Хоть габаритов он был устрашающих, глаза смягчали грозное впечатление. Они были тепло-карими, с густыми, как у ребенка, ресницами.
Тоби сделала еще стежок и протянула нитку через кожу.
– Порез довольно глубокий, – заметила она. – Хорошо еще, в глаз не попал.
– Думаю, он целил мне в глотку.
– И он круглосуточно принимает успокоительное? – она покачала головой. – Вам стоит удвоить дозу и держать его взаперти.
– Обычно так и есть. Мы держим пациентов с Альцгеймером в изолированном помещении, где можно контролировать их действия. Наверное, господину Хакетту удалось выбраться оттуда. И знаете, иногда эти старички не могут справиться со своим либидо. Самоконтроль-то исчезает, а телесные желания остаются.
Тоби отрезала нитку и закрепила последний стежок. Рана теперь была закрыта, и Тоби промокнула ее спиртом.
– А что за протокольное лечение?
– А?
– Сестра сказала, что господин Хакетт на протокольном лечении.
– А, это исследования Валленберга. Инъекции гормонов пожилым людям.
– Для чего?
– Для омоложения, для чего же еще? У нас богатые клиенты, и большинство из них мечтают жить вечно. Они все с радостью готовы участвовать в новейших медицинских выходках.
Он сел на край стола и помотал головой, словно пытаясь избавиться от внезапного приступа головокружения. Тоби охватила паника: чем люди крупнее, тем тяжелее падают. И тем тяжелее поднимать их с пола.
– Лягте обратно, – велела она. – Вы слишком рано поднялись.
– Я в порядке. Пора возвращаться к работе.
– Нет, вы пока посидите здесь, ладно? Иначе вы можете упасть, и мне придется зашивать вас с другой стороны.
– Еще один шрам, – проворчал он, – еще чуть больше отличий.
– Вы и так ни на кого не похожи, доктор Брэйс.
Он улыбнулся, но взгляд его оставался несколько рассеянным. Тоби опасливо наблюдала за ним минуту-другую, готовая подхватить, если тот отключится, однако он сумел удержаться на ногах.
– Так расскажите мне побольше об этом протоколе. Что за гормоны колет Валленберг?
– Целый коктейль. Гормон роста. Тестостерон. Дегидроэпиандростерон. Еще какие-то. На эту тему существует масса работ.
– Я знаю, что гормон роста увеличивает мышечную массу у пожилых. Но мне как-то не попадались материалы по комбинированному применению.
– Но все же в этом есть смысл, верно? С возрастом деятельность гипофиза угасает. И он перестает вырабатывать соки, свойственные молодости. Если верить теории, в этом-то и состоит причина старения – наши гормоны загибаются.
19 
