181 
— Здравствуйте, — заторопился Даня. — Я был у вас, помните, и вы сказали — через две недели…
— Разумеется, — отозвался Клингенмайер. — Сюда, прошу.
Даня пошел на голос и оказался в тесном закутке, в полумраке. Едва виднелась высокая фигура хозяина в лиловом халате, похожем на плащ астролога. Как много, однако, еще осталось волшебных людей. Если бы не Остромов, Даня никогда не попал бы в этот мир. И вещи в нем были волшебные, старинные, каждая с историей, почти все — неясного назначения или происхождения: пустой сафьяновый переплет, оплавленная свеча, имевшая когда-то форму готической башни, страшно тяжелый с виду бронзовый ключ с обрывком цепи…
— Я принял решение отдать Борису Васильевичу реликвии, — сказал Клингенмайер. — Худа не будет. Отнесите ему и передайте, что подтверждение из Парижа получено.
— Спасибо, — кивнул Даня. Уходить не хотелось, да и неловко было так сразу — вроде посыльного…
— В конце концов, мне эти вещи не нужны, — неторопливо продолжал Клингенмайер. — В них особой ценности нет, он и сам знает. Есть вещь с прошлым, так сказать, намоленная, а есть вещь бутафорская, антураж для сомнительных действий. Иное дело, что если бы я не получил подтверждений, я бы с ним и дела иметь не стал…
Только теперь Даня уловил в его речи мягкий немецкий призвук.
— Но с вами я хочу поговорить, — сказал странный хозяин странной лавки. — Не окажете ли мне любезность?
Он указал на еле видную дверь в глубине каморки. За дверью оказалась комнатка чуть побольше, ярко освещенная. В центре ее стоял круглый стол, меньше и проще, но даже на вид неизмеримо старше того, который Остромов использовал для сеансов.
— Жду нескольких людей, — пояснил Клингенмайер. — Мы собираемся иногда… не так, как у Бориса Васильевича, а просто клуб любителей всяческой старины. Я подумал, что и вам будет любопытно, и, может, не вовсе бесполезно. У нас ведь есть общие знакомые.
— Кто же?
— Есть, есть люди, — рассеянно заметил антиквар. — Не только к Борису Васильевичу сходятся истинные ценители… Присядьте пока. Вас зовут Даниил?
Даня кивнул.
— Я хотел бы, раз уж он вас прислал… — Клингенмайер уселся в глубокое кресло, даже не скрипнувшее под его сухим, почти невесомым телом. — Каждый мечтает о лавке древностей. Нужна такая лавка, чтобы можно было туда прийти. Считайте, что у вас теперь эта лавка есть, а вы, судя по тому, что я о вас знаю, нуждаетесь в ней особенно.
— Откуда же вы про меня знаете? — спросил Даня, радостно удивляясь. — Борис Васильевич рассказывал?
— Почему же, иногда я и сам вижу, — пожал плечами Клингенмайер. — И общие знакомые есть, как уже было сказано. Я не хочу вас переманивать, Боже упаси, но пусть у вас будет по крайней мере два места, куда можно пойти. Когда нет ни одного, это худо, очень худо, но когда всего одно — тоже, знаете, соблазн… Я не скажу вам о Борисе Васильевиче ничего плохого и, больше того, ничего нового. Он человек небесполезный, и думаю даже, что для правильного развития необходимый. Но ограничиваться им вряд ли стоит, и потому, раз уж вы у меня оказались, почему вам в последнюю пятницу каждого месяца не заходить сюда? Люди у нас бывают славные, собираются не первое десятилетие. Иных, к сожалению, нет, а те далече, но сами знаете — чем круг тесней, тем прочней. Приходите — может быть, с докладом, может, просто так… Мы сегодня как раз планируем читать одно любопытное письмо от друга, проживающего теперь в Париже. Вам его нужно, мне кажется, послушать. Я для этого и вызвал вас сегодня.
Даня поразился тому, как скоро его приняли в этот тайный круг, да еще предлагают послушать письмо из эмиграции. Видимо, рекомендация Остромова дорогого стоила. Но Клингенмайер словно прочел эту мысль.
— Ко мне ведь не попадают просто так, — сказал он. — Есть такие места, совсем простые, но не всем доступные. Очень хорошо, что я сумел разместиться как раз в таком. Оно было до этого свободно, тут был какой-то склад — сплошные вещи, никаких людей. Мне показалось, что это хорошая складка — почти то же, да не то. В мире ведь есть складки, и людям иного склада лучше находиться в них, вы не находите?
— Конечно, — сказал Даня. — Я не уверен только, что смог бы выдержать вот так, в складке…
— Вы другое дело, — сказал Клингенмайер. — Мне ведь и Александр Степанович кое-что писал.
— Грэм? — обрадовался Даня. — Он чудный.
181 
