Последние отзывы

  55  

– Здравствуйте, Евгений Иванович, – салютовала Женьке стаканом, удерживаемым действительно в левой руке, хорошенькая ухоженная брюнеточка лет двадцати пяти – сорока, полная Машина противоположность.

– По левую руку от неё – чтобы удобнее было, сам понимаешь, как левша левшу, тактильно нежничать, правша Вадим Георгиевич Нечипоренко, как проба мочи по автору^[65] – легко запомнить. Тем, у кого память плохая, – хихикнула Маша. – Врач высшей квалификационной категории, неонатолог. Да не просто неонатолог, а заведующий всем детским отделением с физиологией его, обсервацией и реанимацией. Если я когда-нибудь буду рожать, то пользовать моего младенца будет именно он. Не смотри, что он красив, – впрочем, ты, Евгений Иванович, честно скажу, красивее…

– Да, весьма хорош собой! – вставила Светка.

– Ты на мужика этого глаз свой этот самый не клади! Так, на чём я остановилась?

– Ты сказала, что я красивее и что Вадим Георгиевич будет пользовать нашего младенца, – спокойно сказал Женька, намеренно включив своё обаяние на полную мощность.

– Каков наглец, а? Я вам говорила! – счастливо рассмеялась Маша.

– Чем таким ты её купил, интерн несчастный? Ведь она штучка дорогостоящая, – пробурчал Виталик. – А давайте выпьем за знакомство!

– Подожди. Я ещё не всё и не про всех рассказала. Имей терпение.

– Я уж давным-давно так заимел своё терпение…

– Что волосы на ладошках выросли? – поинтересовалась Светка.

– Выросли и выпали уже! – ничуть не смутившись, продолжил тему Виталик.

– Это ещё не повод насиловать чужое терпение, – бросила ему Маша. – Тем более – лысыми ладонями. Наливай, Виталик, не отвлекайся. Так вот, Женя, не смотри, что Вадим Георгиевич красив, он ещё и умён. Так бывает. Он любит Свету, Света любит его, Светин муж любит себя, вот так вот они все и живут в любви и почти согласии…

– Машка – жопа! – беззлобно вставил Вадим.

– А я люблю тебя, – проворчал Виталик.

Маша только отмахнулась. Атмосфера между тем была самая что ни на есть развесёлая, совсем не напряжённая, как можно было предположить, учитывая anamnesis vitae ^[66] присутствующих.

– Рядом с Вадимом сидит Людмила Николаевна Лось. Люда. Она – легендарная личность, не смотри, что молода и красива, а по совместительству – старшая акушерка отделения обсервации, жуткий сноб, нахалка и самодур.

– Самодура! – вставила Людмила Николаевна, весьма эффектная женщина с несколько высокомерным выражением лица.

Впрочем, подобную иллюзию рождало скорее своеобразное сочетание черт, нежели истинный характер. Пухлые губы, задранный нос, презрительный (от близорукости) прищур глаз.

– Да! Но зато у неё золотые руки и доброе сердце. Первое позволяет ей обдирать родственников и даже врача как липку, а второе – она тщательно скрывает от мира людей за первым, демонстрируя при свете дня показушно-саркастическую наивность Маленького Принца. Но как только сумерки – предвестники ночи – стирают грань между её истинной близорукостью и людской проницательностью, она щедро дарит своё сердце бездомным свекровям, собакам и друзьям и, вооружившись шваброй великодушия, прибирает, как может, их засранные по жерла вулканов планетки.

– И в этом мы с Марией Сергеевной сёстры, – прокомментировала Люда.

– Двоюродные. У меня, правда, нет свекрови-собаки. У меня, Евгений Иванович, даже кактус засох…

– Он не засох. Он наоборот – захлебнулся, утонул. Дело в том, интерн, что в какие-то из наших текильных посиделок кактус решил покончить жизнь самоубийством и спрыгнул с подоконника вместе с горшком. Мария Сергеевна решила его реанимировать, погрузив его коренастое тело в стакан с водой. Да и уехала на конференцию. А что жителю средней полосы хорошо, то пустынному – смерть. Так что труп кактуса, похожий на иллюстрацию к учебнику судебной медицины, был со всеми почестями спущен в унитаз. Это я так, чтобы ты знал, как наша дивная «красотка Мэри» относится ко всему живому.

Женька внимательно смотрел на Виталика, чуть насмешливо склонив голову набок.

– Ну, Виталия Анатольевича Некопаева ты уже знаешь, – продолжила Маша, – он мне друг, товарищ и брат, но как в Древнем Риме. Я ему – последний всплеск уходящей за горизонт юности. Возможно, когда-нибудь он напишет в стол автобиографию под названием «Жизнь и смерть Суккулента», где откроет сам себе давно известную всем остальным истину: «Каждый кактус – суккулент. Но не каждый суккулент – кактус».

  55