Людмила Николаевна захватила выпавшую из влагалища ручку мёртвого плода и оттянула её к низу. В это же время Евгений Иванович ввёл всю руку в родовые пути.
– Шея плода достижима. Теперь мы должны ввести и разместить декапитационный крючок Брауна[73]. Выполнить собственно декапитацию и, наконец, извлечь расчленённый плод.
Один из интернов вдруг сказал:
– Что-то тут жарко… – и стремительно выбежал из родзала в коридор, даже не закрыв за собой двери.
Послышались характерные для регургитации[74] желудочного содержимого звуки. Санитарка, презрительно крикнув ему вдогонку: «Холодной водой умойся и не жри в следующий раз перед дежурством!» – тихо прикрыла двери.
Происходящее после было оставшемуся зрителю непонятно. Хотя Евгений Иванович перечислил все этапы операции:
– Сначала надо вывихнуть шейные позвонки, затем рассечь мягкие ткани, после чего – извлечь туловище, а после – захватить и удалить головку.
Вторая акушерка подала Евгению Ивановичу длинный, устрашающего вида крючок – видимо, тот самый, Брауна, и он ввёл его туда же, вслед за рукой.
– По руке, интерн, вводим, по руке. Тактильная чувствительность в акушерстве, да и в медицине вообще одна из самых важных. Акушер видит не глазами. Акушер «видит» руками.
Старшая акушерка, отпустив ручку плода, зачем-то схватила в горсть – как показалось неопытному парню – низ живота женщины[75], а руки хирурга, плавно и неспешно покружив, извлекли из лона женщины ощутимый неприятный хруст. После чего доктор подтянул к себе нечто, похожее на мацерированную, как после долгого пребывания в воде, кожу и стал это валикообразное нечто рассекать длинными ножницами с закруглёнными краями. Спустя пару минут ножницы и крючок вернулись на инструментальный столик. Ассистирующая акушерка пошевелилась.
– Люда, я сам. Фиксируй, пожалуйста, головку пока ещё. – Евгений Иванович, потягивая за ручку, извлёк из родовых путей женщины… обезглавленное младенческое тело – тот самый мацерированный валик с неуместно-трогательными отёчно-белесоватыми ручками и ножками.
Как заведующий обсервационным отделением извлекал двузубыми щипцами отделённую от тела головку, оставшийся в родзале интерн уже не видел. Он обмяк и грузно сполз под стеночку в спасительный обморок.
– И ты знаешь, Жень, я могу его понять! – вздохнув, сказал анестезиолог. – У меня у самого тут ЧСС[76] участилась, а АД[77] упало.
– Главное, чтобы у пациентки было нормальное. Люда, я сейчас ручное[78] сделаю, а ты родовые пути после осмотришь, хорошо?
– Хорошо, Евгений Иванович.
– Сергей Александрович, друг мой, не жадитесь на наркоз. С вами достойно рассчитаются, да и с меня бонус – лучшая водка в этом паскуднейшем из миров – контрабандный «Аквавит». Осмотр, ушивание шейки пусть тоже в полной отключке. Выводите, когда уже всё будет закончено. Всё, до последнего стежка, катетеризации и обработки. Это, – он кивнул в лоток, – на гистологию, естественно. Наташа, с грамотно написанной, со всеми анамнестическими деталями для патанатома, а не сикось-накось, как обычно, сопроводиловкой, – обратился он ко второй акушерке.
Некоторое время он сосредоточенно изучал истерзанные ткани изнутри. Извлёк послед. Осмотрел.
– Хороший малыш был. Жаль. Теперь никак не назовёшь. Что там эти апологеты «естественных» родов говорят? Мать не хотела, не любила, потому и умер? С чего они решили, что знают хоть что-нибудь о промысле Божьем. Был бы тут Зильберман, он бы обязательно сказал что-нибудь вроде «Бог с тобой, когда ты – с Ним» [79], и всем бы стало спокойно, и все бы поняли… вспомнили, что смерти нет, а только вечная жизнь. А теперь его самого нет. И у меня такое чувство, что я расчленил сам себя. А ведь «чувство» – неправильное слово. Правильное слово – «знание». Всего десять лет назад я стоял по правую руку от Петра Александровича в этом самом родзале и думал: «Это не может быть правдой. Нельзя рождаться несколько раз в сутки. Нельзя умирать при каждой удобной возможности. Нельзя шутить на краю бездны и рассказывать анекдоты, падая в неё…» И что я могу к этому добавить спустя вечность? Что я теперь ещё извлекаю младенческие трупы по кускам из живых женских тел?
Он поднялся, с ожесточённым треском сорвал перчатки и швырнул их в таз, стоявший на полу. Людмила Николаевна ногой отодвинула табурет и встала на его место.
73
Акушерский инструмент по автору. Состоит из трёх частей – крючка, стержня и рукоятки. На конце крючка имеется утолщение в виде круглой пуговки. Рукоятка сделана в виде перекладины. Длина инструмента около 30 см.
74
Обратный заброс (лат) . Проще говоря – рвота.
75
Ассистент таким образом фиксирует головку плода, не давая ей сместиться.
76
Частота сердечных сокращений.
77
Артериальное давление.
78
Ручное обследование полости матки.
79
Из христианского варианта «Клятвы Гиппократа», сохранившейся в греческих средневековых рукописях.