121 
В конце перрона показался милиционер. Он вальяжно шел вдоль поезда, заглядывая в окна. Аша побледнела. Губернатор сидел против хода поезда и не видел милиционера – видел только Ашу, но по выражению ее лица обо всем догадался. Он оглянулся: мент был уже близко, вагонах в пяти от них.
– Даждь-бог, Даждь-бог, – повторяла Аша, еле шевеля губами; он скорее угадал, чем услышал.
– Он не успеет, – сказал Бороздин, имея в виду мента. поезд уже скрежетнул, готовясь тронуться.
– Даждь-бог, – лепетала Аша.
Поезд, однако, все не трогался, а мент был все ближе; можно было перейти в следующий вагон, можно сбежать назад – в тот, мимо которого он уже прошел… В руках мент держал листок с фотороботом.
– Не одна в поле дороженька, – пронзительно выкрикнула Аша.
Бороздин уставился на нее в недоумении.
– Не одна ненаглядная, – быстро заговорила Аша. Мент остановился и посмотрел вокруг.
- – Не одна в поле дороженька,
- Не одна безлошадная.
Мент постоял в задумчивости, выбросил листок и пошел вдоль поезда обратно. В ту же секунду колеса опять заскрежетали, и состав медленно тронулся в путь.
Аша улыбнулась гордо и открыто – он давно не видел у нее такой улыбки.
– С волками жить – по-волчьи выть, – сказал губернатор.
– И то правда, – ответила она. – Погоди, завоешь. Выть по-нашему – петь.
– А петь – что?
– А петь – ничего, имя такое. Петь, а петь, дай посмотреть! Она засмеялась, и он неуверенно улыбнулся в ответ.
За окном потянулись гаражи, заборы, исписанные заклятьями, и заросшие сухим бурьяном пустыри.
- – Не одна в поле дороженька,
пела Аша,
- Не одна безотрадная,
- Не одна в поле дороженька,
- Не одна беспощадная…
Часть четвертая
Васька
Глава первая
1
После пятого класса Анька стала мечтать о ваське.
– Через мой труп! – сказал отец.
Своим трупом он распоряжался широко – укладывал его на пути у всех домашних инициатив: хотела ли мать сменить мебель, телевизор, шторы, просила ли Анька хомяка или крысу – все могло осуществиться только после смерти отца, при его скептическом загробном неодобрении. В результате после въезда в трехкомнатную так и жили со старой хозяйской мебелью, спали на полупродавленном диване с неудобной ложбинкой и смотрели пятилетний телевизор, который от показываемой мерзости словно ослеп и оглох, так что звуки пригасли, а краски выцвели.
Анька пыталась было объяснить, что васька ей нужен никак не для развлечения, а просто ему же так будет лучше – вид нескольких бездомных васек ежедневно надрывал ей сердце по дороге из дома в школу, она даже присмотрела одного, сравнительно здорового, усатого (благотворительность ее не простиралась так далеко, чтобы брать больного; для них, в конце концов, есть специальные приюты). Мать почти сдалась, мать она бы уговорила. «Только не с улицы», – скажет мать. Хорошо, пускай не с улицы. Можно из васятника, как у нее в классе называли приюты. Там выдавали уже отмытых, здоровых, вполне пристойного вида, некоторых даже с профессией (обучали в приюте, были специальные классы – им рассказывали об этом в школе, на уроке москвоведения, когда речь зашла о гуманности мэра). Например, родители ее друга Саши взяли ваську-столяра, он еще немного плотничал и за лето отлично подновил им дачу, а еще вырезал Саше качели, на которых поочередно взлетали два толстых бородатых существа. Саша очень огорчался, когда осенью, после ремонта дачи, ваську сдали обратно в приют. Он говорил, что васька к ним привязался – хотя Анькина мать после разговора с Сашиными родителями рассказывала иначе.
– Все-таки, – говорила она, – у них с эмоциональной сферой что-то не то. Безнадежная узость. Вера сказала, он даже не попрощался.
– Может, это шок, – кисло сказал отец. – Прикинь, они на лето взяли в дом живое существо, поили, кормили, семейная атмосфера. А осенью – наверняка не предупредив – говорят: спасибо, вы очень хорошо все сделали, можете возвращаться в приют.
– Ничего подобного! – возмущалась мать. – Они по договору обязаны были сразу сказать, он должен подписывать, если умеет…
– А если не умеет?
– Все равно его предупредили…
– Слушай, я отлично знаю, как это делается. У меня у парня на работе точно так же работал васька. Ему если скажешь, что берут только на лето, – все, он сделает как попало. Чтобы старался, он должен надеяться, что его оставят. Это, знаешь, как ослу под нос вешают морковь. Вот и они с ним так. Вообще Худяковы очень неприятные люди, я сто раз тебе говорил…
121 
