201 
– Я в такие умозрения не верю.
– А во что веришь? В факты? Мало тебе фактов?
– Это все вещи непознаваемые. А вот дело свое делать – это да, это нам дано в ощущении.
– Да на кой его делать! – взорвался Волохов. – Что толку его делать, когда механизм заведен!
– Для себя, – сказал Громов.
– А смысл? Чтобы себя правильным считать? Кто тебе, капитан, в детстве успел внушить, что ты такой неправильный? Может, правильно не делать ничего, а тихо лежать, глядеть в небо, надышаться напоследок? Осталось-то с гулькин хер!
– Какая мне разница – осталось, не осталось… Это не от меня зависит. От меня зависит долг, я его выполняю, вот и весь наш ответ на ваш конец света.
– Ну-ну, – сказал Волохов. – Но хоть круг-то этот ты замечаешь? Нельзя же на карусели ездить и думать, что приближаешься к морю!
– Карусель – тоже неплохо. Я в детстве любил. По сторонам смотреть нечего, можно заниматься собой.
– Ну, занимайся, – пожал плечами Волохов. – Это у тебя, знаешь, детское. Дети тоже очень любят старые книжки перечитывать, наизусть известные, и по кругу ездить. А я хочу во взрослый мир, капитан, взрослый! Где у людей есть нечто поверх простейших разделений… но нам же окончательную революцию подавай, чтобы с нуля! Ну и начинается… пока дети победителей не одумаются и не пойдут своим путем.
– Тоже правильно, – сказал Громов. – Нечего им идти своим путем. У каждого поколения должна быть своя революция, своя война и своя оттепель. Это идеальная схема человеческой жизни, если хочешь. У каждой генерации – свой круг.
– И будут штамповать одинаковых людей: вот тебе десять просветителей Фонвизиных, десять диссидентов Радищевых, десять раскаявшихся государственников и десять разочарованных либералов разной степени одаренности…
– Ну а где иначе?
– Везде иначе! – закричал Волохов. – Только у нас одна и та же пьеса в разных декорациях играется седьмой раз! Пара новых действующих лиц, несколько новых хохм, а так – все понятно!
– И что ты хочешь делать? – спросил Громов. – Не с нуля?
– Нет, – мечтательно сказал Волохов. – С нуля не обязательно.
Он был уже совсем пьян, и лицо у него было красное, вдохновенное. Пламя свечи колебалось, волоховская косматая тень металась по потолку.
– Размыкается все очень просто, – сказал он твердо. – Нужно хотя бы сто человек, которые верили бы во что-то, кроме собственного брюха. У которых была бы хоть одна надличная ценность, вера хоть в один закон. Тогда им будет не все равно. Тогда их не будет всю жизнь заворачивать на круг, потому что кто живет по законам человеческим – тому природные не опасны. И тогда сразу будет пятое время года. А потом шестое, десятое…
– И что для этого надо? – осторожно спросил Громов.
– Ходить, – выдохнул Волохов.
– По кругу?
– Не-ет, – улыбнулся Волохов хитрой сумасшедшей улыбкой. – По кругу – ни в коем случае. Но я, знаешь, долго изучал разные варианты. Нам ни один не подходит. У большинства как формировалась нация? В результате войны. А в нашем варианте нельзя: у нас всякая война – гражданская, и ни одна не ведет к победе. Значит, война отпадает. Что тогда? Самый душевный случай – бегство из Египта. Но сорок лет водить – это кто же выдержит? Четырех лет вполне хватит. Я вывез бы этих людей за границу, куда угодно – но, во-первых, границы все закрыты, а во-вторых, не вернется же никто! Были прецеденты, были. Одних эмиграции сколько. Не хотят назад, сволочи, хотя там кое-чему научились и жили вполне себе линейно. Остаются здешние пространства. По какой пустыне мне их водить? А вот по лесам, по лесам… Ты не представляешь, какие результаты! На второй год хождения люди начинают отвечать за себя!
Громов молчал. Сказать, что это бред, он не мог, хоть и не сомневался, что у Волохова снесло крышу. Переубеждать было бесполезно, а дослушать хотелось.
– Если у них сработало, – упрямо повторил Волохов, – то и у нас должно. Не может такого быть, чтобы все законы распространялись только на них. С этих моих жароносных и пойдет новая нация. Я не доживу – Редькин поведет.
– Ты маршрут разработал?
– Какой там маршрут… Я давно не знаю – где своя земля, где чужая. Тут главное, чтобы не по кругу.
– Постой… Так, значит, это все вранье – летучий отряд, легендарные схватки?
– Ага, – совершенно по-детски усмехнулся Волохов. – Плоскорыловская лажа. Он тоже не дурак, сука. С самого начала смекнул – лучший отряд тот, которого нет. Это очень по-ихнему, по-варяжски.
201 
