262 
Ходят тучи, да алеют зори, да летают журавли.
Тучи ходили, низкие, синие, и перемещались таинственно, кругами, словно и ветер тут дул по кругу, вернувшись на круги своя. Так и покойники возвращались – ушли, пришли; и правда, откуда бы иначе брались люди? Волохов сам изумлялся, как это раньше не пришло ему в голову. Обработанная земля кончилась, пошли поля сплошной высокой травы с синими колокольчиками: трава была Волохову сперва по пояс, потом по грудь. В густой траве пропадешь с головой, в тихий дом войдешь, не стучась. Вот здесь у меня куст белых роз, вот здесь вчера – повилика вилась. Где ты был, пропадал, что за весть принес, кто любит, не любит, кто гонит нас? Никто нас не гонит, все любят, а пропадал я так долго потому, что не сразу ведь и дойдешь.
Дождик прошел и кончился.
Волохов шел, теряясь в густой траве, и сам не заметил, как пропал в ней – и не тропа это была уже, а лес, густой и пестрый, смешанный, хвойно-лиственный; вот он все гуще, вот уже и продираться сквозь него трудно, и ни тропы, ни просвета. Волохов, однако же, шел, замечая, что лес отчего-то чахнет: вот был зеленый, вот рыжий, а вот и совсем сделался мрачный, одни сохлые ели да болото. Под ногами у него пружинили иглы, пахло хвоей и гнилью. Волохов присел отдохнуть на пень, задрал голову – вот и вечер, косые золотые лучи сквозь паутину. «Далеко я зашел, никогда так далеко не был».
Тут у ног его раздался шорох, а потом деликатное попискивание; нагнулся Волохов и увидел малую мышку. Мышка была не совсем обыкновенная: человека не боялась, села на задние лапки, а передними стала его подманивать, наклонись, мол. Нагнулся Волохов, подставил ладонь, и мышка на нее взобралась, словно того только и ждала.
– Здравствуй, дяденька, – сказала мышка, – дай мне хлебца, а я тебе добренькое скажу.
«Ах ты, разумница какая», – сказал Волохов, достал из-за пазухи горбушку, подаренную ему стариком в последней деревне, и накрошил мышке по мышиным ее возможностям. Деликатно покушавши, мышка снова села на задние лапки и передними показала, чтобы Волохов приблизил ухо.
– Ну, чего? – спросил он.
Оглянувшись, не подслушивает ли кто, мышка ему прошептала, как себя вести при таких-то и таких-то обстоятельствах; поблагодарив разумную зверюшку, отпустил ее Волохов и двинулся дальше.
Как и предсказала мудрая мышь, вскоре открылась ему ровная поляна с шестью деревьями; деревья были не простые, а какие – Волохов сам не знал. На одном сидела птица Сирин, на другом Финист, на третьем Феникс, на четвертом Алконост, на пятом Гамаюн, а на шестом прельстительный воробей. Волохов никогда прежде этих птиц не видел, но легко узнал бы, да и мышка его предупредила.
– Здравствуй, молодец, – сказала птица Сирин. – С какой поры льны топтать?
Волохов отвечал, как следовало.
(Ответ: с середины грязника.)
Птица Сирин вспорхнула и скрылась, то есть ответ был правильный.
– Здорово, молодец, – весело проклекотал Финист. – До Дмитра девка хитра, а после Дмитра?
Волохов отвечал, как должно.
(Ответ: еще хитрее.)
Финист вспорхнул и улетел, то есть верифицировал.
– Здрав будь, молодец, – сказала птица Феникс. – Балабол на толобол, а коломок не растолок, что это будет?
Волохов задумался. Птица Феникс нацелилась слететь к нему и стремительным темно-золотым клювом ударить в глаз. Она принялась пожимать крыльями, как разбойник пожимает плечами: ничего, мол, нету, начальник! – и вдруг выхватывает нож из рукава.
Волохов сосредоточился и ответил как положено.
(Ответ: не твое дело.)
– Знатно! – прочирикал Феникс, снялся и с ободряющим поухиваньем, широко маша зелеными крыльями, вертикально поплыл в темно-синие небеса.
– И что теперь будет? – глубоким контральто спросил Волохова Алконост.
Волохов отвечал правильно.
(Ответ: не знаю.)
– А я знаю, да толку-то, – сказал Алконост. Он засунул голову под крыло и немедленно уснул. Перо у него было сплошь кобальтовое, с переливом, на шейке воротник цвета червоного золота.
– Добрый, добрый молодец, – снисходительно заметил Гамаюн. – Ну-ко, скажи: бежит свинка, золотая щетинка, на кого глянет, того обманет, кого полюбит, того и погубит, а кого забудет, тот жив не будет.
Волохов поскреб затылок, чтобы не выглядеть легкомысленным всезнайкой, и после небольшого молчания ответил в соответствии с этикетом.
(Ответ:разгадка утрачена.)
– Ну и ладно, – удовлетворился Гамаюн. – Послушай теперь воробушка.
262 
