Особенно,... 
59 
Шалва Окуджава был расстрелян в подвале Свердловского НКВД 4 августа 1937 года.
- Убили моего отца
- ни за понюшку табака.
- Всего лишь капелька свинца —
- зато как рана глубока!
- Он не успел, не закричал,
- лишь выстрел треснул в тишине.
- Давно тот выстрел отзвучал,
- но рана та еще во мне.
- Как эстафету прежних дней,
- сквозь эти дни ее несу.
- Наверно, и подохну с ней,
- как с трехлинейкой на весу.
- А тот, что выстрелил в него,
- готовый заново пальнуть,
- он из подвала своего
- домой поехал отдохнуть.
- И он вошел к себе домой
- пить водку и ласкать детей,
- он – соотечественник мой
- и брат по племени людей.
- И уж который год подряд,
- презревши боль былых утрат,
- друг друга братьями зовем
- и с ним в обнимку мы живем.
Это написано в 1979 году.
7
Что это, собственно, было?
Русская революция вызывает столь противоречивые оценки потому, что в ней слились и смешались два процесса. Первый – воплощение той самой вековой мечты человечества, грандиозный взрыв социального и культурного творчества, отважные научно-технические проекты, утопический энтузиазм, чудеса самопожертвования. Второй – безудержный выплеск зверства, грабежи, убийства и мародерство под предлогом социального реванша, месть простоты, триумф пещерности, проявление страшной жестокости и темноты обожествляемого революционерами народа. И всего ужасней, что революционеры этой темнотой и зверством пользовались для достижения собственной мечты, искренне полагая, что со временем цель оправдает средства.
Случилось худшее – средства пожрали цель. Волны погасили ветер, как писали в 1983 году братья Стругацкие – точные исследователи процесса, без упоминания которых разговор о нем немыслим.
Разделить эти две тенденции русской революции наконец необходимо. Глупы те, кто приписывает социальный переворот инородцам и иностранцам: это так же наивно, как попытка выдумать дьявола, чтобы списать на его козни то, что кажется нам злом. Трудней всего признать: зло – или то, что мы за него принимаем, – тоже исходит от Бога или существует в мире независимо от него. Революция – это и выплеск зверства, и всплеск таланта; и темнота, и просвещение; и животное скотство, и подвиг. Но в ней участвовали две разные России, различающиеся не примесью чужой крови, а наличием или отсутствием внутреннего нравственного кодекса, представлений о дозволенном и недозволенном. Одним революция была нужна, чтобы через грязь и кровь прийти к новому типу государства. Другим – только ради этих грязи и крови, составлявших их естественную среду.
Ахматова говорила, что в 1956 году, после хрущевских реабилитаций, «две России наконец-то посмотрят друг другу в глаза: та, что сидела, и та, что сажала».
Эти две России были всегда. Русская двойственность, многими – ошибочно и поверхностно – объясняемая как следствие евроазиатской отечественной географии, как раз и есть наша национальная специфика, знаменитая во всем мире равной готовностью к чудесам самоотверженности и безднам мерзости.
Но это две разные России, вот в чем дело. И если в 1956 году им пришлось посмотреть друг другу в глаза, то еще раньше, в 1917-м, одна голодала и творила, другая – грабила и насиловала. И в 1937 году вторая съела первую.
Вот и всё.
Портрет этой «другой России» Окуджава дал в точном и страшном стихотворении «Письмо к маме»:
- Ты сидишь на нарах посреди Москвы.
- Голова кружится от слепой тоски.
- На окне – намордник, воля – за стеной,
- ниточка порвалась меж тобой и мной.
- За железной дверью топчется солдат…
- Прости его, мама: он не виноват,
- он себе на душу греха не берет —
- он не за себя ведь – он за весь народ.
- Следователь юный машет кулаком.
- Ему так привычно звать тебя врагом.
- За свою работу рад он попотеть…
- Или ему тоже в камере сидеть!
- В голове убогой – трехэтажный мат…
- Прости его, мама: он не виноват,
- он себе на душу греха не берет —
- он не за себя ведь – он за весь народ.
- Чуть за Красноярском – твой лесоповал.
- Конвоир на фронте сроду не бывал.
- Он тебя прикладом, он тебя пинком,
- чтоб тебе не думать больше ни о ком.
- Тулуп на нем жарок, да холоден взгляд…
- Прости его, мама: он не виноват,
- он себе на душу греха не берет —
- он не за себя ведь – он за весь народ.
- Вождь укрылся в башне у Москвы-реки.
- У него от страха паралич руки.
- Он не доверяет больше никому,
- словно сам построил для себя тюрьму.
- Все ему подвластно, да опять не рад…
- Прости его, мама: он не виноват,
- он себе на душу греха не берет —
- он не за себя ведь – он за весь народ.
Подвижничество русской революции пожралось ее зверством, как впоследствии подвиги диссидентов, их идеализм и свободолюбие оказались скомпрометированы мерзостью повального воровства и братковских разборок. Еще одна русская революция прошла по проклятому двойственному сценарию. Окуджава по разным причинам недоформулировал то, что чувствовал с самого начала, но в «Упраздненном театре» – с помощью говорящих деталей и настойчивых лейтмотивов – продемонстрировал свое видение ситуации: его родителей сожрали люди другой породы.
59 
