Суеверные крестьяне в старину порой тоже толковали о лунной богине, но я никогда особо не интересовалась этой темой, поэтому ничего о ней не знала. Что касается остальных, то они выглядели абсолютно спокойными и уверенными: сразу видно, что уже не раз проделывали такое.
По просьбе Ривер, я встала между ней и Солисом. Я чувствовала себя настолько защищенной и уверенной, что даже почувствовала толику самого настоящего предвкушения. Ну, вы понимаете, про кого говорят, что им «закон не писан». Я чувствовала, что стоявшая напротив меня Анна так и сверлит меня глазами. Меня настолько смущало столь пристальное внимание к моей скромной персоне, что на какой-то миг я не на шутку разволновалась. Вдруг я тут взлечу или выкину еще что-нибудь подобное? Да уж, это было бы по-настоящему ново и необычно!
— Протяните руки, — скомандовала Ривер, — так, чтобы оба больших пальца смотрели влево.
Ага, кажется, разобралась. Левую руку ладонью вверх, правую — ладонью вниз. Когда мы взялись за руки, наши кисти сомкнулись в идеальную цепь — левая рука на правую, правая — на левую. Круто.
— Я знаю, что раньше ты уже участвовала в кругах, — сказала мне Ривер. — Но в каждой группе свои правила. Просто делай, как мы, и все будет в порядке.
Мы двинулись направо вокруг костра. Это тоже оказалось довольно занятно. Сначала стоишь лицом к огню, потом делаешь шаг, поворачиваясь к нему левой стороной, затем снова смотришь прямо на огонь, и поворачиваешься правым боком.
Лево-прямо-право-прямо-лево-прямо — и так далее, по кругу. Во время этого хоровода меня посетили две любопытные мысли, и я не стала их прогонять, несмотря на то, что мне следовало полностью сосредоточиться на огне, готовясь отдаться магии — аллилуйя!
Первая мысль была очень проста: какое счастье, что придворные танцы окончательно вышли из моды! Меня угораздило родиться законченной недотепой: ни малейшего чувства ритма, никакого умения выдерживать такт и полное отсутствие понимания, где кончается мое личное пространство и начинается территория партнера. До сих пор не могу без содрогания вспоминать эти унизительные балы, на которых я неуклюже пыталась правильно отсчитать нужное число шагов. У меня была репутации «красотки, которая танцует, как медведица». Причем, под этим именем меня знали сразу в нескольких странах.
Однако сейчас, очутившись между Ривер и Солисом, я совсем неплохо двигалась по кругу.
Огонь ярко освещал лица участников круга, придавая нам всем несколько хэллоуинский вид, а контраст между жаром костра и холодом ночного ветра рождал странное ощущение, будто я вдруг разделилась пополам: одна теплая, а другая — холодная. Одна светлая, вторая — темная.
Это была вторая мысль, и я ее прогнала.
Опомнившись, я предприняла еще одну попытку сосредоточиться на происходящем. Теперь все вокруг меня пели, но песня была мне незнакома. Она была совсем не похожа на ту песенку, которую Ким пела в Бостоне, а мы все ей подпевали. Это была песня совсем другого вида.
Прислушиваясь, я постепенно начала понимать, что каждый участник круга поет что-то свое. Все голоса и мелодии сливались воедино, оставаясь при этом совершенно разными. Некоторые песни были набором слов, причем сразу на нескольких языках, но были и просто звуки — долгие и протяжные, словно доносящиеся из чрева горбатого кита.
Все это было довольно мило, но, самое главное, я начала чувствовать прилив энергии.
Никто не обращал на меня внимания — все были поглощены в себя, в свои движения, звуки и песню. И тогда я начала тихонько гудеть себе под нос.
Это оказалось совсем неплохо, и я рискнула прибавить громкости. В тех немногих кругах, в которых я участвовала, включая круг Ким, призывающие силу песни звучали несколько... требовательно, что ли. Резко. Как приказ. Изредка — как обольщение.
Но эта песня была больше всего похожа на подарок, а не на требование немедленно выдать нам на разграбление все магазины сети «Холлмарк». Она была словно подношение — небу, деревьям, новой луне, друг другу.
Теперь, когда я вплела свой голос в общую песню, я почувствовала, как она вскипает во мне. И тогда я сделала отчаянный прыжок от гудения к тому, чтобы открыть рот и присоединиться к поющим, издавая звуки, которые сольются с остальными, а не будут звучать особняком. Несколько голосов звучали с особенной мольбой, и я сплелась с ними, не заглушая других.
Вот так все и случилось. Через несколько минут я почувствовала, как прилив энергии заполняет меня, разливается внутри, как глоток согревающего виски, как взрыв чистой радости, как всепоглощающее ощущение такой силы, ликования и восторга, что я была счастлива отдать все, чем владела, тому, чем мы занимались. Я была счастлива проводить энергию. Я была бы счастлива делать это для чего угодно — для роста кукурузы, для удержания снежных лавин или свержения государства. Все было одинаково прекрасно, возможно, и я никогда еще не испытывала такого невероятного счас...