25 
Но вот однажды вечером случилось чудо.
Мы с Инге заскочили в лифт одновременно с непробиваемым холостяком. И вдруг произошло нечто потрясающее: я стала Клейтоном Ньюлином. В тот же миг у меня открылись глаза, и я увидела. Увидела прямо перед собой самую красивую девушку в мире, которая смотрела на меня и трепетала от любви. Я была мужчиной, которого страстно любила прекрасная женщина, значит, я была Богом.
Может, этот недотепа Клейтон Ньюлин так никогда бы и не заметил чуда у себя перед носом, не вселись я в него. Ну, правда, он не до конца стал мной – иначе в ту же секунду опустился бы на колено и просил ее руки. Но мы наконец сподобились услышать его голос: он открыл рот и пригласил Инге на ужин.
Голос был красивый. Итак, долгожданный миг настал.
Мои глаза были его глазами, и я видела, как помертвела Инге, догадалась, что у нее пресеклось дыхание; я стала ее жизнью, лифт – садом, маленький змей коснулся руки влюбленной, решались судьбы Истории.
Моя девятилетняя особа присутствовала при происходящем между двумя избранниками: дамой моей мечты, двадцатилетней красавицей Инге, и героем ее грез, которому я в тот благодатнейший миг передала свою волшебную силу.
Инге онемела, она ушла в его глаза. Стоило быть Клейтоном Ньюлином, чтобы на тебя так смотрели: одного такого взгляда божественного существа на простого смертного достаточно для искупления всего рода людского.
Вот он уже почти раскрыл объятия, его дыхание совсем рядом… великую тайну открою тебе,[11] я ждал тебя всю жизнь и много дольше, ждал миллионы лет той минуты, когда ты погладишь меня по лицу, я знаю наконец, зачем живу, зачем дышу, хотя сейчас и не дышу совсем, великую тайну открою тебе, мне легче умереть, чем жить, и потому я буду жить, ради тебя, любовь моя, – все настоящие влюбленные, известно им это или нет, цитируют Арагона.
Увы, законы жанра неумолимы: где есть сад, мужчина, женщина, желание и змий, там жди беды. И в нью-йоркском лифте разразилась вселенская катастрофа.
Инге обрела дар речи. Взгляд ее вдруг стал ледяным, и черное слово сорвалось с ее губ:
– Нет.
Нет, не будет ужина с Клейтоном Ньюлином, не будет любви… ты ждал меня миллионы лет, а я тебя оставлю в дураках, обнимешь пустоту и никого не обожжешь своим дыханьем, я тоже долго дожидалась тебя здесь, в саду, но ничего не будет, ибо так хочет рок, я тебе не открою великую тайну, мне тоже легче умереть, чем жить, и потому вся моя жизнь отныне будет смертью, и по утрам я буду просыпаться с мыслью, что мертва, что я себя убила, когда сказала «нет» тому, кто был моею жизнью, сказала просто так, поддавшись бесу, который вечно нас толкает все испортить, меня околдовало слово «нет», я подчинилась черным чарам как раз тогда, когда решалась вся моя судьба, погасите огни, снимите праздничные одежды, праздник кончился, не успев начаться, да не будет отныне ни солнца, ни времени, никого и ничего, сердце мое опустошено, я держала в руках целый мир и обрекла его на гибель, хотя мечтала, чтоб он жил, не понимаю, что произошло…
Никто не понял, что произошло. Инге не поняла, почему она сказала «нет». Это слово сразу вытолкнуло меня из тела американца, я стала самой собой и ошеломленно уставилась на девушку.
Тяжкое «нет» придавило, как глыба, Клейтона Ньюлина и убило в его груди что-то очень значительное. Он повел себя весьма достойно. Произнес только коротенькое «оу!».
Вот что в риторике называется литотой: мир перевернулся для человека, а он на это – «оу!».
Он умолк и стал разглядывать свои ботинки. Больше мы ни разу не услышали его голоса.
Лифт остановился на шестнадцатом этаже. Мы с Инге вышли. В нью-йоркском лифте между подвалом и шестнадцатым этажом разыгралось светопреставление.
Автоматические двери закрылись за отвергнутым Клейтоном Ньюлином.
Я взяла Инге за ледяную руку и повлекла ее труп в квартиру.
Инге рухнула на диван.
Несколько часов подряд она тупо повторяла:
– Почему я сказала «нет»? Почему я сказала «нет»?
И первое, что я спросила, было конечно же:
– Почему ты сказала «нет»?
– Не знаю!
Прибежала мама. Инге в нескольких отрывочных словах обрисовала драму.
– Почему же вы сказали «нет», Инге?
– Не знаю.
Она не плакала. Просто была неживая.
Мама попыталась изменить ход Истории:
– Это не так страшно, Инге. Не отчаивайтесь. Все еще можно исправить. Идите к нему и скажите, что вы все-таки освободились сегодня вечером. Или что вы ошиблись днем, придумайте что-нибудь! Было бы слишком глупо упустить такой случай по оплошности.
25 
