115 
– Иду, Мить!
Псина, соскочив с очередного круга, на всякий случай подбегает. Нет-нет, хозяйку она тоже любит. Но всё-таки доверия ей куда меньше, чем богу. Она всего лишь человек…
«Женщина к тому же… Что? Сама сука? Ну, так я сука! А ты – женщина!»
– Да не бойся ты! Ничего я не сделаю твоим детям. Посмотрю только. Твой бог сам меня позвал, слышала? Значит, можно.
Вместо ответа здоровенная «лошадь» уносится на новый «круг почёта». Надо пользоваться вовсю!
«А то снова-здорово – вольер и «кусачки» на сиськах!»
Но между кругами подбегает. Того в нос лизнёт. Этого – за холку возьмёт и на десять сантиметров перенесёт. Ну, так… чтобы просто спокойнее. А ту, что хозяин держит…
«Ну, пока ОН держит – вообще нечего беспокоится!»
– Я их вынес на «палубу», думаю, пока машину помою… Поглядываю, чтоб не расползались. Пока то да сё, отвлёкся… вдруг слышу вой. Да такой, что мурашки… как в кино. Как будто не зверь, а… нечто. Существо. Смотрю, сидит вот эта – не по-собачьему, как-то странно – морду задрала в небо и воет…. Никогда такого не ощущал. Диссонанс. Маленькая, как хорёк, а силища, как у волка матёрого. Да и не в этом дело… Ты же знаешь – у нас тут чуть ли не каждый вечер по деревне собаки воют. Собачий вой – он понятен. Виден, если так можно сказать. От обиды там какой глупостной, от голода или так, с луной поговорить, а тут… Хочешь верь, хочешь нет, а мне показалось, что человек стонет. В отчаянии, понимаешь?.. Жаль, ты не слышала.
– Мальчик или девочка?
– Сучка вроде… Как будто в ней что-то прорвалось, понимаешь? Меня прям осенило – а вдруг она не собака вовсе… Нет. В смысле, собака, конечно. Но вдруг душа… память-то ещё свежа! Каково ей сейчас?.. Особачится, конечно, все мы, знаешь ли… Такие правила. Филогенетика – наука новая, но жизнь-то старее пыли на луне…
– Ну ладно, ладно. Разошёлся. Просто немного не такой щенок. Смешная такая… Ты ещё скажи, что она реинкарнация дочери Тутанхамона… Хотя… На маленького Анубиса похожа. Крохотного такого. Морда узкая, уши острые. Остальные совсем другие… Давай её оставим.
– Она, похоже, больная – смотри, как двигается. Такую и не возьмёт никто… Конечно, оставим!
– Вот и хорошо. А что двигается – так она ещё всего лишь кутёнок. Как назовём?
У подрастающей суки Васи оказались проблемы с задними лапами. Что-то там на уровне нижних отделов позвоночника. Но трофика тканей нарушена не была, а любили её в этом доме не за это. Тут её любили ни за что. Со всем её вредным характером. С внезапными вспышками хитрости. С обострениями жадности и с протяжным мученическим воем, которым она время от времени оглашала окрестности. Любили и заботились.
– Как будто хочет заплакать, а получается только завыть. Или что-то пытается сказать и не может.
Подросшая Вася очень полюбила лежать у хозяйки на коленях, особенно тихими погожими деньками. Весной и осенью. Ещё она любила нюхать сирень. Сорта «Московская красавица» – именно такая росла на участке. Другой сирени собака Вася не знала. А вот кофе… Растворимый она не любила. Только крепкий свежесваренный. Васька не пила кофе, конечно же. Она же собака. Но почему-то очень любила его нюхать и от «ленивого», растворимого – воротила нос и жалобно поскуливала. И ещё ей страшно нравилась марка недорогого мужского одеколона, которым пользовался хозяин.
– Запредельная какая-то псина! – восклицала Сашка.
– Она, конечно, псина по правилам восприятия, но…
– Митя, она собака!
– Собака, любящая нюхать цветочки, разбирающаяся в кофе и предпочитающая мой одеколон? Конечно, она собака! Кто же ещё? Типичные для собаки пристрастия – это тебе любой кинолог скажет!
– Не издевайся… И не делай такие глаза, как будто тебе доступно что-то такое, чего мне никогда не понять!.. И не смей смеяться, сейчас стукну!.. Кто же она?
– Она – это кто-то, ковыляющий по границе миров…
Собака Васька вздыхала, как человек.
Иногда – дурачилась. А иногда – печально-печально смотрела в никуда. Бывало, она так открывала пасть, как будто… Как будто маленькая девочка, ещё не совсем умеющая пускать правильные мыльные пузыри. Любила бородинский хлеб и одинаково внимательно прислушивалась к пенью соловьёв, трескотне сорок и вороньему базару. Ещё Васька радовалась каждому рассвету. И грустила на закате. Изредка ей овладевало странное оцепенение, и Сашка тревожно крутилась вокруг своей больной собаки, готовая в любой момент отвезти её к ветеринару. Но Митя не позволял. Он просто садился рядом и тихо говорил. Говорил ей простые нежные слова о том, что она умница и красавица. И о том, что «у Васи не боли, а у крокодильчика заболи». Всякие милые глупости, которых так порой не хватает всему живому. Очень даже может быть, что и крокодильчикам. Существо Вася прожила недолгую, но тёплую и счастливую жизнь. Потому что её любили и о ней заботились. И умерла в один из дней у Сашки на руках. Митя закопал её тут же, на участке. Невдалеке от куста её любимой сирени. Собака, родившая не собаку Васю, живёт у Александры и Дмитрия Матвеевых по сей день. Она просто собака. Умная, довольная, в меру хитрая, безмерно любящая хозяина просто собака. На своём месте. В своём времени. Иногда она грустит невдалеке от куста сирени. Бегает вокруг дома – и внезапно останавливается невдалеке и грустит. Только во время цветения. Но если её позвать – она тут же радостно несётся к своим людям, забывая о грусти. Она не понимает, почему невдалеке от этого куста сирени на неё иногда нападает безграничная животная тоска. Как не понимает своей тоски любая собака, потерявшая свою не собаку.
115 
