Последние отзывы

  6  

— Одно то, что я пришел сюда, уже говорит кое о чем.

— Да. Знаю. Но ты слишком умен, поэтому говорить это может слишком о многом. Подождем. Тогда увидим.

Подождем че го? Увидим что? Галлюцинацию?

К этому времени нам принесли бифштексы и кувшин пива, так что на некоторое время я был избавлен от необходимости делать загадочные замечания и тонко намекать на то, о чем не имел ни малейшего представления. Бифштекс был прекрасный — розовый внутри, сочный, и я смачно захрустел свежим поджаренным хлебом, запивая всю эту роскошь большим количеством пива. Она засмеялась, нарезая свое мясо маленькими ломтиками и глядя, с какой жадностью я поглощаю пищу.

— Что мне в тебе нравится, так это жажда жизни, Корвин, — сказала она. — И это одна из причин, по которой мне так не хотелось бы, чтобы ты с ней расстался.

— Мне тоже, — пробормотал я.

И пока я ел, я представил себе ее. Я увидел ее в платье с большим вырезом на груди, зеленом, как может зеленеть только море, с пышной юбкой. Звучала музыка, все танцевали, позади нас слышались голоса. Моя одежда была двухцветная — черная и серебряная, и…

Видение исчезло. Но то, что я сейчас вспомнил, было правдой, моим прошлым, в этом я не сомневался, и про себя я выругался, что помню только часть этой правды. Что она говорила мне там — тогда, когда звучала музыка, все танцевали и слышались странные голоса?

Я налил из кувшина еще пива и решил испробовать на ней свое видение.

— Я вспоминаю одну ночь, — сказал я, — когда ты была вся в зеленом, а я носил свои цвета. Как все тогда казалось прекрасно, и музыка…

На лице ее появилось слегка мечтательное выражение, щеки порозовели.

— Да, — ответила она, — Какие прекрасные были тогда времена… Скажи, ты действительно ни с кем еще не связался?

— Честное слово, — сказал я.

Что бы это ни значило.

— Все стало значительно хуже, — сказала она. — И в Тени сейчас больше ужасов, чем даже можно себе представить…

— И?

— Он все в тех же заботах, — закончила она.

— О.

— Да, — продолжала она, — и ему хотелось бы знать, что ты намереваешься делать.

— Ничего.

— Ты хочешь сказать?

— По крайней мере сейчас, — поспешно добавил я, потому что глаза ее слишком уж широко открылись от изумления, — до тех пор, пока точно не буду знать, в каком положении находятся сейчас дела.

— А-а.

Мы доели наши бифштексы и допили пиво, а кости отдали собакам. Второй ирландский волкодав зашел в комнату незадолго до этого и тоже улегся у стола Потом мы пили кофе, маленькими глоточками, и я почувствовал по отношению к ней самые настоящие братские чувства, которые, однако, быстро подавил.

— А как дела у других? — наконец спросил я.

Ведь такой вопрос ни к чему меня обязывал, а звучал он достаточно безопасно.

На минуту я испугался, что она спросит меня, кого я имею в виду. Но она просто откинулась на спинку стула, подняла глаза к потолку и сказала:

— Как всегда, пока ничего нового не слышно. Возможно, ты поступил мудрее всех. Но как можно забыть… все величие?..

Я опустил глаза долу, потому что не был уверен в их выражении.

— Нельзя, — ответил я. — Просто невозможно.

Засим последовало долгое и неуютное для меня молчание, разрушенное вопросом.

— За что ты ненавидишь меня? — спросила она.

— Что за ерунда, — ответил я. — Ведь что там ни говори, как я могу тебя ненавидеть?

Это, казалось, пришлось ей по душе, и она обрадованно обнажила в улыбке белые зубы.

— Хорошо. И спасибо тебе большое, — сказала она. — Кем бы ты ни был, но ты настоящий джентльмен.

Я поклонился и расшаркался.

— Ты вскружишь мне голову.

— Ну, что там ни говори, а это навряд ли.

И я почувствовал себя неуютно.

Ненависть и ярость вновь пробудились во мне, и я подумал, знает ли она, против кого они могут быть направлены. Я чувствовал, что знает, и с трудом удерживался от желания спросить ее об этом в лоб.

— Что ты думаешь делать? — спросила она в конце концов, и мне ничего не оставалось, как туманно ответить:

— Ну конечно, ты ведь мне не веришь…

— Как мы можем тебе верить?

Я решил запомнить это «мы».

— Вот видишь. Так что в настоящее время я просто воспользуюсь твоим покровительством, и буду только рад жить здесь, где тебе не составит труда не выпускать меня из виду.

— А дальше?

— Дальше? Там видно будет.

— Умно, очень умно, — сказала она. — И ты ставишь меня в неловкое положение.

  6