79 
Ангеле отнеслась к его недоверию спокойно. У неё вообще наступил период умиротворения и душевной радости, который бывает у многих лётчиков-испытателей через несколько часов после опасного полёта на новой сноровистой машине. Потому когда она закрылась в ванной комнате, чтобы «привести себя в порядок перед сном», то воспользовалась смартфоном не для вызова бригады спасателей из числа охранников аэроклуба, а для отправки письма следующего содержания: «Ребята, тревога отменяется. Я виновата – не разобралась в ситуации. Ещё раз повторяю: тревога отменяется. Считайте предыдущее письмо дурацкой шуткой. Завтра или послезавтра приеду и всё расскажу. Целую всех. Ваша Ангеле».
Исправив таким образом свою «ошибку» и очень довольная этим, Бачинскайте отправилась в комнату с забитыми ставнями. Через минуту после того, как её голова коснулась подушки, она уже спала и ей снились облака, серебристые истребители с красными звёздами на крыльях и почему-то – русский пилот Алексей Стуколин в высотном компенсирующем костюме. Всё это напоминало растиражированную открытку к юбилею советских ВВС, но, как ни странно, не вызывало ни малейшего отторжения…
* * *
Поговорить спокойно и без свидетелей у Громова со Стуколиным не получилось. Только они устроились за столом и включили электрочайник, как из «женской» комнаты вышла Мадлен Олбрайт. Ни слова не говоря, она взяла свободный табурет и тоже уселась за стол, положив руки на клеёнку и поджав губы.
– Вы когда-нибудь спите? – спросил Громов, которому её презрительное молчание было в тягость.
– Я мало спать, – отозвалась Олбрайт. – Мне надо работать.
– Понятно, – с нехорошей усмешкой сказал Стуколин. – Тяжело, наверное, управлять целым миром?
– Почему вы думает, что я управляю миром? – воззрилась Олбрайт на Алексея.
– Потому я и думает, – передразнил Стуколин, – что и думать нечего. Это раньше было: Америка и Советский Союз. Зона влияния тут, зона влияния там. А теперь одна Америка осталась. Конкурентов на власть нет. Китай вон собирался да быстро отказался. Им важнее, чтоб их дерьмовое шматьё покупали. А вы теперь лезете, куда не просят. Кто вас в Югославию звал, а?
– Прекрати, Алексей, – попытался Громов одёрнуть друга.
– Нет уж! – не послушался Стуколин. – Такой возможности у меня, может, и не представится больше. В Белый дом или на сессию ООН нас с тобой не пригласят.
– Вы можете приходить в Белый дом, – сказала Олбрайт. – Там устраивают экскурсии.
– Показуха дешёвая! – дал свою оценку Стуколин. – Никто мне на вашей экскурсии не скажет, зачем Америке покорять весь мир и устанавливать везде свои порядки…
– Но ведь этот порядок самый правильный, – возразила Олбрайт.
– Откуда вы знаете? Советский Союз все ругают, а он, между прочим, давал всеобщее бесплатное образование и медицину. И эпидемии везде победили. И в малоразвитых государствах электростанций строили забесплатно. И щедро делились своим богатством. А ваша Америка разве может этим похвастаться? Возьмём ту же Югославию. Когда там советская власть была, разве резали друг друга сербы с хорватами? А стоило советской власти кончиться, так сразу и началось. А потом ещё и ваши ястребы прилетели на своих «Фантомах». «Вбомбить в каменный век!» Это что, наш Брежнев сказал? Или я? Вы это сказали, госпожа Олбрайт![53]
– Война в Югославии была итогом многолетнего подавления гражданских свобод, – отчеканила Олбрайт, словно по учебнику.
– По-вашему, гражданская свобода – это свобода пустить кровь соседу?
– Нет, никогда. Однако именно наше невмешательство, вера в Европу, которая должна была помочь странам Югославии преодолевать национальные кризисы, привели к той войне. Мы вмешались, но когда стали понимать, что война может привести к взрыву во всей Европе. А стабильность Европы – залог стабильности Америки. Это основа нашей геополитики.
– Знаем мы вашу геополитику! – Стуколин злился всё больше и больше. – Тоже не пальцем деланы! Разделяй и властвуй, так ведь? Кнут и пряник, да? Войн не будет – будут миротворческие акции. Раз война не объявлена, значит, законы военного времени можно не соблюдать. Кто не спрятался – мы не виноваты. Отказался от «бескорыстной» помощи – получи санкции. Этот диктатор – сукин сын, но он наш сукин сын. Вы мне скажите, почему вы всенародно избранного Милошевича уродом считаете, а всяких албанских самозванцев – законным правительством?
79 
