11 
– Да, миледи, и сандвичи.
– Если мне что-нибудь понадобится, я позвоню.
Она величаво поплыла вперед. Ее платье сверкало и переливалось при свечах. Хьюго медленно шел за ней. Наконец они вошли в комнату, которая явно принадлежала женщине.
Кругом стояли лилии – как хорошо он помнил их острый, неотвязно преследующий аромат! Портьеры из кораллового атласа были идеальным фоном для ее темных волос и алебастровой кожи. Анастасия встала около камина и пристально посмотрела на Хьюго, словно пытаясь запомнить каждую черточку его лица. Потом она протянула к нему руки.
– Хью-го.
Он подошел к ней, но не сделал попытки дотронуться до нее.
– Послушай, Анастасия, – произнес он. – Ты сделала свой выбор, возврата к прошлому нет. Мы не можем возобновить нашу связь.
– Почему? – с неожиданной горячностью спросила она. Глаза ее сверкали, на лице появилась недовольная гримаса.
– Потому что ты замужем, – медленно проговорил Хьюго, словно пытаясь объяснить что-то непонятливому ребенку. – Потому что ты отказалась от любви ради денег. Ты сделала это сознательно, и теперь, когда у меня было время все обдумать, я понял, насколько ты была благоразумна. Я не смог бы подарить тебе эти великолепные украшения, которые тебе так идут. Я не смог бы платить жалованье даже одному из этих лакеев, готовых исполнить твою малейшую прихоть. Я не смог бы дать тебе ничего хотя бы отдаленно похожего на все это.
Он выразительным жестом показал на дорогие безделушки, расставленные на золоченых резных столиках, на картины, висящие на стенах, на всю эту вычурную роскошь, начиная с расписного потолка и заканчивая ковром на полу.
– Но ты по-прежнему любишь меня, – прошептала она, и в ее словах прозвучало торжество.
Хьюго Чеверли не спеша подошел к столу, на котором стояли выточенные из стекла графины и хрустальные фужеры. Он налил себе шампанского из бутылки, лежавшей в серебряном ведерке со льдом, и, не поворачиваясь к Анастасии, залпом выпил его, словно отчаянно нуждался в подкреплении.
– Я знаю, что любишь, – повторила Анастасия у него за спиной. – Женщина всегда это чувствует.
Хьюго повернулся к ней.
– Конечно, я люблю тебя, Анастасия, – тихо произнес он. – Я ненавижу и презираю тебя за то, как ты со мной поступила. Ты околдовала меня, связала по рукам и ногам и сделала самым несчастным человеком на свете. Но, слава Богу, я больше не твой раб. Когда я сегодня увидел тебя, я испугался, что ты снова сможешь причинить мне боль. Рана, которую ты нанесла мне, еще слишком свежа, чтобы я мог забыть о ней. Но, к счастью, того чувства, которого я так боялся, больше нет. Ты прекрасна, ты еще прекраснее, чем прежде. Богатство к лицу тебе, дорогая. В отличие от меня, твой супруг сумел вставить прекрасную картину в очень дорогую раму.
– Но, Хью-го, что ты мог дать мне, кроме своей любви? – спросила Анастасия.
– А тебе этого было недостаточно, не правда ли? – сказал он с кривой усмешкой, которой прежде она у него не видела.
Он отвернулся и налил себе еще шампанского.
– Итак, Анастасия, о чем же мы будем говорить? – произнес он, и было видно, что он полностью владеет собой. – С прошлым покончено, будущего у нас с тобой быть не может, а что касается настоящего, могу лишь еще раз сказать тебе, что ты изумительно красива, и эта диадема, которая, должно быть, стоит не одну тысячу фунтов, очень тебе к лицу.
– Остановись, Хью-го, или я возненавижу тебя! – воскликнула Анастасия.
Она подняла руки, сняла диадему с головы и без сверкающих камней, которые отвлекали внимание от ее обольстительных глаз и манящих алых губ, стала казаться моложе и еще привлекательнее. Она небрежно положила диадему на стол и подошла к Хьюго.
– Нам столько нужно обсудить, о стольком поговорить, – мягко начала она. – Не о прошлом, здесь ты совершенно прав, и не о будущем, а о настоящем. Мы снова вместе, и что бы ты ни думал, я уверена, между нами существуют неразрывные узы, и ты не можешь этого отрицать.
– К чему все это? – спросил Хьюго. – Ты не изменилась, Анастасия. Тебе всегда хотелось именно того, что трудно было получить. Теперь, когда у тебя есть все – деньги, положение в обществе, влияние, – тебе хочется по-прежнему владеть мной. Нет, слишком поздно, я больше не твой раб и не примчусь, когда тебе вздумается поманить меня пальцем, не брошусь униженно к твоим ногам, выпрашивая милостей, которыми ты можешь одарить меня, если я сумею угодить тебе, и которых ты можешь меня лишить, как только тебе покажется, что я их не заслуживаю. Я теперь свободен, Анастасия, хотя до сегодняшнего вечера и сам не знал об этом.
11 
