Последние отзывы

  106  

Волосы на затылке Жилова поднялись дыбом: опасность!

Он быстро оглянулся. Мякоть Жемчужницы неподвижно лежала на земле. Чутье подсказало Даниле: Древняя мертва. Опасность исходила не от нее. А откуда?

Будь Жилов один, он бы удрал. Все равно – куда. Лишь бы – с этого места. Но Данила не мог бросить Тенгиза и раненую девушку!

Замедлив дыхание, Жилов медленно повернулся кругом. Ничего объективно подозрительного. Никаких звуков или запахов, вызывающих опасения.

Жилов потерял те несколько секунд, которые предоставил ему развитый инстинкт самосохранения. Те несколько секунд, за которые он мог бы покинуть опасное место.

Тенгиз вдруг завертел головой. Он тоже почувствовал недоброе. Что-то происходило с ними.

Жилов вдруг понял: действовать уже поздно. Тьма вокруг будто сгустилась. Внутри все кричало: беги! Но Данила знал: бежать бессмысленно. Он и не пытался.

Чернота поднималась снизу, от земли, уплотняясь и стирая то немногое, что не могла скрыть ночная темнота. Воздух начал густеть. Дышать становилось все труднее. Уже не воздух, а вязкая патока наполняла легкие. Грудная клетка расширялась, треща от напряжения, но петля удушья перехватила горло. Теперь Жилов не мог сделать и шага. Будто он провалился в топь и трясина понемногу засасывала его. Тупая боль наполнила тело. Казалось, костный мозг, набухая, распирает кости изнутри.

Рядом глухо, словно из-под земли, застонал Тенгиз. А Жилов не мог даже застонать. Воздух окончательно застыл и плотно забил бронхи. Данилу охватила паника. Ужас человека, которому нечем дышать. Животный ужас. Но результатом крайнего напряжения всех мышц было лишь слабое движение языка. Жилов ощутил себя погребенным заживо. Тяжесть, тьма, полная тишина, если не считать бешеных ударов сердца и гула крови, еще струящейся по жилам, но уже начинающей густеть. Так же, как воздух. Так же, как все вокруг.

И вдруг тишина стала полной. Сердце остановилось. Данила понял: сейчас он умрет. И эта мысль вернула ему спокойствие.

Доли секунды! Анк осознал, что не успеет. Не может успеть, хотя течение времени замедлилось до предела.

И он остановился. Ночь. Полная тишина. И тяжелые волны Силы, раз за разом ударяющие в грудь. Как чудовищный прибой. Структура мира менялась. Мир Детей Дыма таял. Но не мир Древних шел ему на смену, а мир Ишфетту. Мир Хаоса.

Анк знал, что у него есть еще один путь. Он провидел его, но не решался даже думать об этом. То был риск. Огромный риск.

Тот-Кто-Пришел мог не только потерять Воплощение.

Он мог навсегда разорвать связь между собой и той, которую прежде звали Дарящей Жизнь.

Он мог разрушить мир, уничтожив непрерывность его законов.

Он мог…

Анк поднес к губам свирель. Теперь он был очень похож на Пана. Такого Пана, каким его представляли люди. Безумная улыбка, невероятная смесь веселья и тоски, искажала его исполосованное колючками, окровавленное лицо. Всклокоченные волосы, в которых запутались сорванные листья, встали дыбом. Щеки округлились, выталкивая воздух сквозь шестиугольную щель свирели. Не только воздух. Сияние, окружавшее Того-Кто-Пришел, меркло, втягиваясь вслед за выдуваемым воздухом, в деревянное тело свирели, а оттуда – ввысь тончайшим ослепительным лучом, изгибающимся там, в небесах, будто вращение Земли относило его в сторону…

Сначала Данила увидел Свет. Круглое пятно во тьме. «Тот самый тоннель, – подумал он. – Значит, это правда?»

Это и впрямь напоминало тоннель. Светлая труба, тянувшаяся сверху, приближающаяся к нему, одновременно светлея и расширяясь. Вот она повисла над головой Данилы, накрыла его… Чудовищная тяжесть, давившая изнутри и снаружи, пропала. Данила теперь не мог сказать, случилось ли это сразу или постепенно. Вдруг стало очень легко. Словно тело опять получило свободу. Или он освободился от тела?

Там, наверху, в огромном синем окне, сияло солнце. Это было утреннее солнце. Солнце, на которое можно смотреть, лишь немного прищурив глаза. На таком солнце Данила когда-то учился «взгляду орла».

Данила Жилов понял, что он очень счастлив. И беззвучно рассмеялся. А солнце над головой постепенно разгоралось. Всей душой он устремился вверх, чувствуя: вот-вот – и ликование вознесет его в голубой круг.

Из прозрачной тишины, в которую Данила был завернут как в весеннее тепло, возник некий ритмичный звук. Кто-то неподалеку мерно и сильно бил в большой барабан.

  106