Особенно,... 
21 
Наконец девушка коснулась последнего из солдат, повернулась и пошла вправо, в глубину леса.
Один из солдат двинулся следом, словно привязанный. Остальные остались. Фонари, зажатые в руках солдат, светили вниз, и Тенгиз не мог разглядеть их лица. Но почему-то был уверен: они совершенно спокойны. Вокруг царила почти абсолютная тишина. Словно всё живое в лесу было точно так же зачаровано, как эти люди. Даже запахи, даже воздух, которым дышал Тенгиз, стал другим.
– За ней, – шепнул Таррарафе.
Тенгиз сделал шаг, другой. Тело плохо повиновалось ему, требовалось усилие, чтобы заставить мышцы сокращаться.
– Погоди немного, – негромко произнес Жилов.
Тенгиз увидел, как Жилов наклонился к ноге масаи.
Таррарафе скрипнул зубами. Его ладонь, лежащая на плече молодого человека, стала влажной.
– Чепуха, – бормотал Жилов, ощупывая рану. – Осколок мышцу порезал…
Быстро соорудив из листьев и тонкой лианы нечто вроде повязки, он похлопал масаи по спине.
– Твоя кровь тебе еще пригодится, дружище, – сказал он. – А этих мы не потеряем, пока фонарь того парня горит. Только… Тарра! Ты уверен, что нам – туда?
– Да! – прозвучал твердый ответ.
Они двинулись вперед с быстротой, какую только допускало ранение масаи. И догнали девушку и ее добычу шагах в двухстах от западного берега. А через несколько минут увидели, как пятнышко света исчезло под землей.
– Пещера, – сказал Таррарафе и опустился на траву.
Они находились на прогалине, с четырех сторон окруженной кустарником. Со стороны океана заросли были пореже, и сквозь них можно было без труда наблюдать за берегом. И за площадкой перед входом в пещеру.
– Ждать, – проговорил Таррарафе.
– Как ты, старина? – спросил Жилов.
– Пока жив, – в темноте блеснули белые зубы масаи.
– И ты, сынок, молодец! – Жилов дружески пихнул Тенгиза в плечо. – Действительно молодец! Я – сейчас!
И нырнул в заросли. Тенгиз услышал негромкий шорох раздвигаемых ветвей – и они остались вдвоем.
Ненадолго. Жилов вернулся минут через пятнадцать и принес три кокосовых ореха.
– Заметил по дороге, – сообщил
он, срезая ножом верхушку одного из орехов и протягивая его Таррарафе.
Затем ловко очистил второй орех от кожуры, надрезал и передал Тенгизу.
Только глотая кокосовое молоко, молодой человек понял, насколько он голоден.
– Таррарафе, – спросил он, когда с едой было покончено. – Кто она?
– Я не знаю, – ответил масаи.
– А мне показалось…– Молодой человек был уверен, что чернокожий знал, что делает.
– Я не знаю, но думаю: эта – из лесных духов. Мой отец, – добавил он не без гордости, – умел говорить с ними. Он был господином лесных духов. Только…– проговорил он с сомнением, – я не слышал, чтобы лесные духи жили под землей.
– Но ты уже видел таких? – возбужденно спросил Тенгиз.
– Видел, – спокойно ответил масаи. – Других. Но, – Таррарафе слегка понизил голос, – сила этой очень велика.
– Пожалуй, я принесу еще по ореху, – сказал Жилов, ни к кому не обращаясь. И, не дожидаясь ответа, нырнул в заросли.
– А что могут те, кого ты видел? – возбужденно проговорил Тенгиз.
– Многое могут. Заманить в чащу. Отвести дичь. Или – привести, если ты им по нраву. Могут повелеть тяжелой ветви упасть тебе на голову. Могут внушить любовь к себе или напугать так, что потеряешь память. Духи деревьев, духи вод, духи земли и ветра, они сильны…– Масаи замолк.
– И что же? – нетерпеливо спросил Тенгиз.
– Но духи предков и дух-покровитель племени – защита охотникам. А хорошая жертва умилостивит самых сильных.
– Твой отец приносил жертвы? – спросил Тенгиз. – Он был шаман, да?
– Мой отец, – ответил масаи, гладя на луну, – великий колдун!
– Он что, Вуду?
– Он повелитель духов! – отрезал масаи.
Похоже, вопрос обидел его.
Вернулся Жилов. С орехами. Бросил их на землю, посмотрел вниз и вдруг подтолкнул масаи.
– Гляди, – прошептал он.
На террасе, десятью футами ниже их прогалины, двигалась еще одна белокожая фея. Тенгиз не слишком удивился, когда увидел бредущего за ней солдата в пятнистой форме. Спустя минуту оба скрылись в пещере.
– Сегодня у них неплохой урожай, – пробормотал Жилов.
И, опустившись на траву, занялся кокосовым орехом.
Прошло меньше минуты, когда за спиной Жилова раздался шорох.
21 
