45 
Кто-то покуривал у высокой стены...
Кто-то, сбиваясь в стайки, компанейски болтал о том о сем...
Вокруг одного, разрисованного татуировками от мочек ушей до ступней ног, стояла восхищенная компания — разглядывала синее тщедушное тело, покрытое замысловатой вязыо из драконов, голых девиц, молитвенных цитат, пальм, лиан, летающих птеродактилей и оскаленных клыков саблезубых тигров...
Медленно брели по кругу подследственный Алексей Самошников и полный человек лет сорока, который что-то безостановочно говорил Лешке, яростно жестикулируя, забегая вперед, чтобы заглянуть Лешке в глаза...
— Ты ж тупарь, Лешка!.. Ты же их в жопу должен целовать! — на чистом русском языке с явными одессизмами втолковывал он Лешке. — Я тебя умоляю! Возьми, к примеру, меня — Гришу Гаврилиди! Мне сорок один год, а я, как мальчик, сбежал из такой высокопоставленной туристической группы, чтобы только остаться здесь и никогда не возвращаться в свой вонючий Николаев! Ты знаешь, какие здесь законы?! Это ж можно обхохотаться! Клянусь мамой, если бы я в третий раз не попался на воровстве в магазине самообслуживания — я бы до сих пор был на свободе и еще кушал бы свой паек для политэмигрантов! Откуда я знал, что в обычной продовольственной лавке на потолке... Ты слышишь?.. На потолке понапиханы видеокамеры!.. Денег им девать некуда! Совсем оборзели...
— Так вы политический эмигрант? — удивился Лешка.
— Я тебя умоляю! — захохотал Гриша Гаврилиди. — Им так хочется — так я буду «политическим». Какая мне разница?! А что ты думаешь, я тебя агитирую задаром? А выкуси-ка!.. Я ж тебе — «подсадная утка»!
Конвойные на высокой стене посматривали вниз на прогуливающихся.
Неожиданно в стене отворилась неширокая дверь, оттуда вышел тюремный надзиратель и сказал по-немецки в мегафон:
— Прогулка закончена. Все по камерам.
Растатуированный натянул на себя рубашку. Все потянулись к дверям, на ходу бросая окурки в урну.
Надзиратель спокойно пересчитывал заключенных......
Потом их вели по чистеньким тюремным коридорам.
На ходу Гриша Гаврилиди говорил, не умолкая ни на секунду:
— Мне так и сказали — если я тебя убедю согласиться с ихними требованиями, таки меня тоже выпустят... Ну так слушай сюда... Люди под Берлинской стеной подкопы по триста метров роют — только бы попасть в Западную Германию! А ты кобенишься...
Они шли мимо запертых дверей нескончаемых камер.
Время от времени надзиратели открывали эти двери, возвращали заключенных в камеры и тщательно запирали их там.
— Тебе предлагают попросить политического убежища... — успел проговорить Гриша...
...но надзиратель остановил его и Лешку.
Открыл камеру, впустил туда Лешку и Гришу и запер их снаружи.
Больничная благостность западногерманской тюремной камеры не нарушалась даже наличием унитаза. Унитаз был стыдливо отгорожен намертво привинченной непрозрачной ширмой из толстого матового бронебойного стекла.
— Так шо я говорю... Тебе, можно сказать, предлагают выиграть в «лотерею жизни», а ты выгибаешься, как Конёк-Горбунёк!.. Шо ты там забыл, в этом Советском Союзе?! Такой случай, как у тебя, — раз на мильён!..
Лешка молча улегся на чистенькую коечку, уставился в потолок.
Но Гриша не умолкал:
— Один халамендрик — немец, между прочим!.. — даже подводную лодку для всей семьи построил, шобы только Шпрее переплыть! Речка такая у них в Берлине. Обживешься, подзаработаешь. Ты ж артист, Леха! Не дури. Это я тебе говорю!.. Що-то же переменится... Не может же быть так вечно, правильно? Всякие там стенки-шменки между людями... И пожалуйста, Леха, когда тебя вызовут на очередной допрос...
Лежит Лешка на своей тюремной коечке, смотрит в белый потолок.
Молчит...
Гриша еще что-то говорит и говорит, но слова его для Лешки уже сливаются в один неясный надоедливый гул, и Лешка совсем перестает его слышать...
ПОМЕЩЕНИЕ ДЛЯ ДОПРОСОВ ПОДСЛЕДСТВЕННЫХ
В специальной комнатке без окон пожилой полицейский следователь при помощи молодого бородатого переводчика в штатском...
...разговаривал с подследственным Алексеем Самошниковым.
Говорил он по-немецки, делая паузы для того, чтобы бородатый переводчик мог по-русски донести до подследственного смысл сказанного.
Лешка сидел на стуле повесив голову.
— Выбор у вас невелик, — по-немецки говорил следователь. — Или четыре года тюремного заключения за нелегальный переход границы с разведывательными целями...
45 
