82 
Вызван был и переводчик-синхронист...
Тут же в ложе стоял специальный переносной сейф, куда один из полицейских складывал прибывающие из ипподромной кассы выигрыши Лешки и Гриши.
Перед Гришей стояла бутылка виски восемнадцатилетней выдержки.
Минуя стакан со льдом, Гриша отхлебнул из горлышка бутылки и тихо попросил Лешку:
— Слушай сюда, Леша... Ты не мог бы посильнее и побольнее ущипнуть меня за жопу?
— Зачем?
— Надо.
— Без проблем, — сказал Лешка и, не отрывая глаз от беговой дорожки, сильно ущипнул Гришу за задницу.
— Ой!!! — подскочил в своем кресле Гриша Гаврилиди.
Детективы выхватили пистолеты, полицейские вскинули автоматы...
Гриша жестами успокоил их и удивленно сказал Лешке:
— Не — не сплю! — Огляделся и добавил: — Все в натуре... Ну, бля!..
* * *
... А в это время на беговой дорожке ипподрома последний — десятый — заезд выигрывал жеребец по кличке Томми...
Томми — последний победитель в информационном списке вечерней газеты «Абендвельт», еще не вышедшей из издательской типографии, но полученной Лешкой уже вчера ночью на мосту Кайзербрюкке...
За спинами Лешки и Гриши появились управляющий ипподрома и его помощник — ответственный за финансы.
Через переводчика управляющий спросил:
— Не могли бы многоуважаемые герры Самошников и Гаврилиди выигрыш по своей последней ставке получить чеком, а не наличными деньгами? Ибо в кассе ипподрома осталось такое небольшое количество наличных денег, которых может хватить только на то, чтобы рассчитаться с нештатным наемным персоналом... А по этому чеку уважаемые герры смогут получить причитающуюся им сумму в любом банке мира!..
Лешка пожал плечами, пробормотал:
— Я, правда, в этом ничего не понимаю, но... Бога ради — делайте как хотите.
Гриша снова отхлебнул коллекционное виски из горлышка бутылки и решительно возразил, глядя на переводчика:
— А хрен им в грызло! Только наличманом. Как говорят у нас в Николаеве и Одессе: «Деньги в руки — меньше муки!»
И деньги за последний, десятый, заезд были моментально выплачены!
Помощник управляющего по финансам протянул несколько официальных счетов и бланков Грише Гаврилиди и стал что-то объяснять.
Переводчик переводил его слова по каждому документу:
— Это договор на охрану частным детективным агентством... Это — счет Ратхауза (по-вашему — горсовета или исполкома) за официальное полицейское сопровождение... Это на оплату бронированной инкассаторской машины с вооруженным экипажем...
Лешка потрясенно смотрел на Гришу. Гриша еще раз отхлебнул из горлышка, объяснил Лешке:
— Инкассаторский броневик я нанял только на сегодня... Доехать до банка. Мало ли шо?.. Ни за кого же поручиться нельзя!..
— Ну, нахал... — только и смог выговорить Лешка. А переводчик продолжал представлять документы:
— И счет на оплату представительского лимузина фирмы «Мерседес» сроком на семь дней. Цвет — белый, как вы и заказывали.
Лешка снова уставился на Гришу. Тот немедленно пояснил:
— А лимузин этот... — Гриша сунул под нос Лешке счет от прокатной фирмы с фотографией оплаченного автомобиля, — не, ты только посмотри! Тут же по три двери с каждой стороны! Поддача любых сортов!.. Холодильник, телевизор, телефон спутниковой связи!.. Он же длиной с пульмановский вагон, Леха! Ты представляешь, как мы послезавтра, в понедельник, повезем эти поганые десять тысяч той посольской курве на этом «мерсике»?! И как мы в Бонне подкатим на таком автомобильчике к советскому посольству?! А, Леха? Скажи?!
— А проще нельзя было? — тоскливо и очень устало спросил Лешка.
Но ответить Гриша не успел.
В сопровождении прессы и телевидения на ипподром прибыл сам обер-бургомайстер.
Он поднялся в ложу к геррам Гаврилиди и Самошникову и, позируя перед телекамерами и журналистами, стал произносить речь.
Переводчик только успевал переводить:
— Господин обер-бургомайстер лично поздравляет вас с неслыханной удачей, ибо все десять заездов одному человеку еще никогда не удавалось выиграть!.. Эта сенсация обойдет весь мир! Кроме всякой шелухи и глупостей, которые он сейчас несет, он говорит о неразрывных связях русского и немецкого народов... Начал он с Петра Первого и Лефортово, потом перешел к московской Кукуевской слободе... А теперь открывает общеизвестные истины о том, что когда-то великие русские — Кандинский и Тютчев жили и творили в Мюнхене, Тургенев — в Баден-Бадене, а русская эмиграция времен революции семнадцатого года целиком осела в Берлине... Но самое трогательное, что хочет сообщить вам господин обер-бургомайстер, что его папа в сорок втором году был похоронен под Смоленском на краю деревни Липки...
82 
