94 
— А что, будет амнистия? — с надеждой спросила Лидочка.
— Ждем после Нового года. Как раз для таких засранцев, как твой Толик. Ты лучше узнай — не попалась ли эта говенная статейка родителям на глаза? Если уже... сходи к ним вечерком, побудь с ними. А хочешь, я могу им позвонить. Не чужие ведь люди...
— Не надо. Я сама, — твердо сказала Лидочка и ткнула пальцем в газету. — Смотри, па... Они же пишут, что... Где это?.. А, вот!., «...скорее всего большую часть из этих двух миллионов западных марок А. Самошников наверняка сумел переправить родственникам в Советский Союз через криминальные структуры...»
— Ага!.. Как же! Разевайте рот пошире! — презрительно сказал подполковник Петров. — Так тебе немцы и выпустят из рук такие деньги! Нет человека — нет проблемы. Нет проблемы — нет и денег! И общий привет! А то я не знаю?! Понапишут хрен знает что... — И Петров сплюнул еще раз.
— Ну а вдруг? — спросила Лидочка.
— Ну, ты-то не повторяй глупостей за дураками! — разозлился Петров. — Они же, раздолбай, сами себе противоречат: пишут, что Лешка погиб, когда ехал с ипподрома, где выиграл эти два миллиона. Откуда он отправлял эти марки сюда — с того света, что ли?! Подумай сама, Лидка. Подключи головку-то — иногда не вредно.
Петров поднялся из-за стола, приоткрыл дверь и крикнул:
— Маслова ко мне!
Появился оперативник, похожий на небогатого пижона.
— Звали, Николай Иванович? Привет, Лидуня!
— Здрасте, Игорь Аркадьевич, — ответила Лида.
— Игорек, отвези Лидку на Гражданку, на Бутлерова. К школе. Она покажет, — попросил Петров.
— Нет вопросов. Айда, королева красоты! — сказал Маслов, с удовольствием поглядывая на выпуклую грудку тринадцатилетней Лидочки.
Уже у лифта спросил:
— Как там твой Толик? Все еще чалится?..
КВАРТИРА САМОШНИКОВЫХ. ВЕЧЕР
Сергей Алексеевич Самошников один сидел на маленькой кухне и цедил водку из граненого стакана.
Плакать старался тихо-тихо. Только изредка постанывал и сморкался в большой носовой платок...
* * *
Одетая Фирочка лежала в большой проходной комнате на диване, сухими глазами смотрела в низкий потолок.
Время от времени надевала очки, вчитывалась в ленинградскую молодежную газетку «Смена»...
...где под большим заголовком была перепечатана из «Комсомольской правды» очень важная для молодежи статья — «Печальный конец погони за длинной бундесмаркой».
Потом, так ничего и не поняв, кроме того, что Леши нет в живых...
... Фирочка снимала очки, откладывала газетку в сторону, в ужасе обхватывала свою седеющую голову руками...
...или зажимала рот ладонями — чтобы не закричать, не завыть...
А в бывшей «детской», в складном кресле-кровати сидела Любовь Абрамовна Лифшиц — бабушка покойного Лешки и еще живого Толика-Натанчика...
Около нее, на старом, вытертом гобеленовом пуфике, примостилась Лида Петрова. Она была в черном свитерочке и черных брючках.
Любовь Абрамовна трясущимися руками перебирала детские фотографии Толика и Леши, показывала их Лидочке...
И пока Лидочка разглядывала старые выцветшие фотографии...
.. Любовь Абрамовна доставала из тумбочки разные забытые мальчишеские «драгоценности» — рогатки, свинцовые «расшибалки», пробитые старые медные монеты, их собственными руками нарисованные карты выдуманных островов и стран, сломанные зажигалки...
Неожиданно из всего этого детского хлама Любовь Абрамовна достала толстый, некрасивый золотой перстень и протянула его Лидочке.
— Что это, Любовь Абрамовна? — спросила Лидочка, удивившись тяжести этого нелепого кольца.
Любовь Абрамовна собралась с силами, откашлялась, ответила прерывисто, с одышкой:
— Перстень... Дедушке Леши и Толика — Натану Моисеевичу... Помнишь его?
— Конечно, — тихо сказала Лидочка.
— Ему на шестидесятилетие наш дружок, покойный Ванечка Лепехин подарил... А Натан даже обручальное то кольцо никогда не носил... И перстень этот надевал только тогда, когда Ваня к нам в гости приходил. Чтобы не обидеть его... А мне все говорил потихоньку: «Пусть этот уродливый кусок золота потом Лешке останется на черный день». Вот, Лидуня, и пришел этот черный день... А Леши и нету... Кому теперь этот перстень? — И Любовь Абрамовна заплакала.
— А теперь — Толику, — сказала Лидочка и вложила в руки Любови Абрамовны тяжелый некрасивый золотой перстень.
— Да, детка... Правильно. Подружка ты моя маленькая... — сквозь слезы улыбнулась Любовь Абрамовна.
94 
