Лёгкий, ненавязчивый романчик 
181 
Чивер тоже чокнулся с моим носом. Они выпили. А я от этого запаха виски так захотел жрать, что ничуть не удивился, когда через минуту в каюту вошла Люся с МОЕЙ плошкой, полной прекрасной жратвы!
— Алексей Иванович, можно Мартынчика здесь покормить? А то у нас там на камбузе аврал... Ну, в смысле — приборка.
Неожиданно Мастер ответил Люсе таким тоном и таким голосом, которого я у него ни разу не слышал! Я даже и не подозревал, что Мастер способен на такие интонации!..
— Конечно, Люсенька, конечно, лапочка... — И, обняв Люсю за плечи, сказал Чиверу по-английски: — А это Люся. Женщина, к которой я очень нежно отношусь и очень высоко ценю ее отношение ко мне.
Люся потрясение посмотрела на Мастера. Наверное, она тоже никогда не слышала от Мастера таких слов и таких интонаций.
Чивер встал и поклонился Люсе.
— Посиди с нами, — попросил ее Мастер. — Я тебе твоего любимого кампари со льдом сделаю...
— Что вы, что вы, Алексей Иванович!.. — застеснялась Люся. — У нас там с Шефом еще столько работы... Спасибо, спасибо большое!
И я понял, что сейчас Люся благодарит Мастера не за приглашение посидеть с ним и Чивером, а совсем совсем за другое.
Может быть, действительно время от времени людям необходимо ощутить близкую возможность Небытия, хоть одним глазом заглянуть в ту Черную Пучину, из которой не бывает возврата, — для того чтобы потом хоть чуточку изменить отношение к оставшейся тебе Жизни?...
— Кушай, Мартынчик, кушай, — погладила меня Люся и вышла из каюты.
Я не стал выдрючиваться и кочевряжиться перед посторонним Человеком и тут же набросился на жратву, краем уха прислушиваясь к тому, о чем говорили Чивер и Мастер.
— Так у вас действительно ничего не произошло на подходе? — спросил Чивер, прихлебывая из стакана.
— Ничего, — твердо ответил Мастер.
— А у нас тут — прямо цирк «Барнума и Бейли»! Из Монреаля, из Оттавы звонят — тревога!!! Русский «Академик Абрам Ф. Иоффе» сейчас врежется в утопленный айсберг!.. Поднять все спасательные службы! Для работы в открытом океане военные пригнали специальные вертолеты... Все гадают— что могло произойти?! Только два варианта — или отказал эхолот, или — извините, Мастер, — капитан полный болван. Запросили регистр Ллойда — кто капитан на «Академике Иоффе»? Называют вашу фамилию, Мастер. Все немного успокоились — вас знают. Но информация-то поступила из Германии!.. А вы молчите...
— Какая-то дурацкая ошибка, — смеется Мастер. — Будьте здоровы, мистер Чивер!
Раздается стук в дверь каюты. Мастер неторопливо допивает свой «Джек Дэниельс» и открывает дверь. На пороге стоит второй помощник с полиэтиленовым пакетом в руке.
— Разрешите войти, Алексей Иванович?
— Входи, входи. — Мастер переходит на русский язык. — Чего вы там чухались?! Он мне уже все мозги проеб — что произошло да как произошло? Полчаса отбиваюсь, как лев...
— Да матрешки эти сраные куда-то задевались. Искали всем скопом.
— Что вы там ему приготовили?
— Как обычно — пузырь «Московской», две хохломские ложки и эту гребаную матрешку.
Мастер берет у второго помощника полиэтиленовый пакет и спрашивает сквозь зубы:
— Ничего оригинальнее не придумали? Опять ложки-матрешки?!
— Традиция... — разводит руками второй помощник, — Разрешите идти?
— Иди. И чтоб к отходу все было в порядке! Нашли, в чем дело?
— Нашли. Там наши спецы сейчас на мостике как раз колдуют.
— Глаза бы мои вас не видели, колдуны херовы! Иди.
Мастер с улыбкой протягивает пакет Чиверу:
— Маленький русский презент в благодарность за сотрудничество.
Чивер берет пакет, заглядывает в него и говорит Мастеру:
— Уйду на пенсию — открою лавку русских деревянных ложек и матрешек. И умру богатым человеком. Спасибо, Мастер.
Мастер накидывает теплую куртку на плечи, и мы идем провожать мистера Чивера к трапу. Уже прощаясь, мистер Чивер смотрит на меня и говорит Мастеру:
— Котика своего на берег не отпускайте. Тут у нас крысы величиной с поросенка. Сотни тысяч!.. Вчера на моих глазах двух собак разорвали. Штук пятьдесят сразу накидываются и...
Мне на мгновение становится худо. Я и так-то не перевариваю этих тварей, а тут — величиной с поросенка!..
Итак, как говорила мюнхенская Кошка Циля — в Сент-Джонсе я пролетел, как фанера над Парижем. А Водила в таких случаях успокоительно бормотал: «Ничего... Еще не вечер». И был прав. Впереди — Нью-Йорк. Тоже, говорят, в смысле Кошек — не последний город в мире...
181 
