108 
Поскольку на этот раз он не стал запирать за собой дверь, Эсме вышла вслед за ним в коридор. Отдав костюм Прасерту, Йен что-то приказал ему, причем сделал это так тихо, что девушка не смогла ничего расслышать. Затем он удалился, чему Эсме была искренне рада – ей не хотелось, чтобы в столь печальный для нее момент он был рядом и наслаждался плодами своей победы.
Прасерт покосился на босые и довольно грязные ноги Эсме.
– Хозяин приказал приготовить вам ванну, госпожа, – вежливо произнес он, – если вы этого пожелаете.
Эсме невесело усмехнулась – для тюремщика посол оказался довольно-таки заботливым типом.
С одной стороны, ей вовсе не хотелось пользоваться подачками Йена, с другой – она так давно не принимала настоящую ванну… Правда, после своего разоблачения во время путешествия Эсме каждый день купалась в реке, но разве это может сравниться с горячей ванной, наполненной приятной мыльной пеной…
– Что ж, ванна – это замечательно! – Она подмигнула Прасерту.
Поклонившись, сиамец удалился, и тогда Эсме решила устроить себе небольшую экскурсию – до сих пор, слишком поглощенная своим горем, она не обращала внимания на обстановку дома, в который ее забросила судьба. Стены его из красного дерева были отполированы до блеска, и это делали дом светлым и просторным. За исключением гостиной, во всех комнатах имелось по нескольку больших окон, выходивших к цветущий сад. Сияющие паркетные полы были покрыты огромными персидскими коврами. Полированная мебель из красного дерева, инкрустированная перламутром, завершала кар тину. Вряд ли Йен снимал этот дом – должно быть, он бы и предоставлен ему самим принцем.
Перед Эсме снова возник Прасерт.
– Ванна готова, госпожа! – отрапортовал он.
Эсме последовала за ним в другую комнату, где с удивлением обнаружила огромную чугунную ванну. Дома она мылась в деревянной лохани, где ей с трудом удавалось вытянуть ноги. По сравнению с лоханью ванна, стоявшая сейчас перед ней, выглядела царской роскошью. Эсме заметила, что Прасерт также позаботился о мыле и полотенцах для нее.
– Я буду в комнате для слуг, – сообщил сиамец. – И если вам понадоблюсь, вы всегда можете позвать меня.
Когда подросток удалился, Эсме поспешно скинула саронг и с наслаждением погрузилась в теплую воду. Вытянувшись в ванне, она долго нежилась, не торопясь воспользоваться мылом.
В уме ее снова и снова прокручивались события этого дня. Она ни на минуту не сомневалась, что посол намеренно поставил ее в ситуацию, в которой ей ничего не остается, как только уступить его страсти. Что ж, посмотрим, еще не вечер! Эсме знала, что ей предстоит трудная борьба, причем не столько с лордом Уинтропом, сколько с самой собой. Стоило Йену обнять ее, как она тут же готова была все забыть и все простить, лишь бы отдаться этой всепоглощающей страсти… и все же не могла себе этого позволить! У нее просто не было права сдаваться. Рано или поздно Йену придется понять, что она не останется навсегда в этом доме! Скоро в Чингмэй приедет ее отец, и тогда, возможно, посол сумеет отговорить его выдавать дочь за Майклза; но чего это будет стоить ей? В отличие от Мириам ее отец, кажется, не склонен верить в связь дочери и лорда Уинтропа, но после того, как Йен начнет заступаться за нее, он может подумать, будто Эсме и в самом деле стала его любовницей. В этом случае Джеймс Монтроуз непременно станет настаивать на том, чтобы посол женился на его дочери; тот, разумеется, откажется, и для Эсме это будет еще большим унижением, чем все предыдущее. После этого отец наверняка придет в ярость и попытается испортить Йену карьеру, в чем, возможно, и преуспеет, даже несмотря на обширные связи лорда Уинтропа в кругу сильных мира сего. Несмотря на то, что ее отец считает Раштона любовником дочери, он не погнушается использовать влиятельность французского атташе в борьбе против британского посла; телеграмма тому явное свидетельство. А если Раштон встанет на сторону Джеймса Монтроуза, на карьере Йена можно будет поставить жирный крест.
А может быть, так ему и надо? Эта мысль как-то сама собой пришла ей в голову; но уже в следующее мгновение Эсме решила, что явно погорячилась. Он все-таки пытается – пусть по-своему – помочь ей. Уж лучше страдать, выйдя замуж за Майклза, чем жить с сознанием того, что Йен все потерял из-за ее желания отомстить.
Эсме вдруг снова живо представила себя в отвратительных объятиях Майклза. Выйдя за него, она стала бы несчастной на всю оставшуюся жизнь. Ее тошнило от одной мысли о том, что ей придется отдать этому отвратительному типу свою девственность и уже никогда в жизни не знать иных мужских ласк, кроме постылых ласк нелюбимого мужа.
108 
