Последние отзывы

  65  

В этих обстоятельствах трудно было не искать утешения там, где представлялась такая возможность, и Лизбет, сама того не желая, находила утешение в любви дона Мигуэля.

«Я люблю вас».

В этих словах заключалось волшебство, пусть и произносил их человек, которого сама Лизбет не любила. И все же она думала, что до некоторой степени любит дона Мигуэля… Она испытывала к нему симпатию, которая давала ей почти физическое ощущение тепла. Ей хотелось утешить его, защитить от страданий, ожидавших его в будущем. Он был таким юным — не столько по возрасту, сколько по облику и характеру. Лизбет знала из его рассказов о детстве, что мать души в нем не чаяла и оберегала его от малейших трудностей и невзгод, с которыми уже приходится сталкиваться юношам его лет.

Он всегда жил в роскоши и довольстве, под защитой любящих родственников, особенно обожаемый женской половиной семьи. Но вот отец настоял, чтобы сын отправился в путешествие, и предложил ему посетить испанские колонии. «Святая Перпетуя» отплыла из Испании в сопровождении еще нескольких судов, а вернуться должна была под охраной целой флотилии военных кораблей. Что могло быть безопаснее? Никому и в голову не приходило, что с доном Мигуэлем может приключиться несчастье.

Лизбет находила, что у дона Мигуэля сильный характер, только еще не полностью окрепший. Жизнь молодого человека до сих пор была бедна эмоциями. Лизбет догадывалась, что его любовь к ней — событие сокрушительное, из ряда вон выходящее.

«Я люблю вас».

Лизбет и не представляла, с каким множеством интонаций можно произносить эту фразу, какую сокровенную тоску способны передать три простых слова. Сказанные на английском или на испанском, они все равно имели одно значение, выражали потаенный трепет сердца, томление души.

Временами Лизбет жалела, что не может ответить на его любовь. В этом случае они, пусть на короткое время, вкусили бы недолгое счастье. И впоследствии в заточении дон Мигуэль стал бы жить воспоминаниями о нем.

Но Лизбет не могла притворяться, что любит дона Мигуэля, когда ее сердце принадлежало Родни. Но Родни оно было не нужно. Если он и помышлял о женщине, то женщиной этой была Филлида. И все же Лизбет любила его, даже когда он, мрачный и неприступный, сидел за обеденным столом, отчего атмосфера в кают-компании тоже делалась мрачной и тяжелой, и Лизбет не отдавала себе отчета в том, что ест, и даже самые вкусные куски застревали у нее в горле, словно были ядовитыми.

Впрочем, на дона Мигуэля гнев Родни, похоже, не особенно действовал. Испанец говорил мало, но страстными глазами неотрывно следил за Лизбет, зная, что этот взгляд выводит из себя Родни сильнее, чем все остальное.

«Я люблю вас». Сейчас голос дона Мигуэля ворвался в мысли стоявшей на верхней палубе Лизбет. Оторвав взгляд от моря, Лизбет увидела, как из кают-компании вышел мастер Барлоу, пересек палубу и спустился в шлюпку, и его сосредоточенный вид подтвердил предположение Лизбет, что они возвращаются домой.

Она уже хотела заговорить с доном Мигуэлем, когда увидела, что на юте появился Родни, и услышала, как он отдает приказ мастеру Гэдстону. На корабле все пришло в движение, матросы забегали по палубе, полезли по канатам, шлюпки подняли вверх. Лизбет взглянула на дона Мигуэля. Его лицо побледнело, в темных глазах промелькнула боль.

— Вы возвращаетесь, — сказал он бесстрастно, — и вы этому рады. Я заметил, как заблестели ваши глаза, когда вы в этом удостоверились. Простите меня, но, пока я дышу, я буду вас помнить.

— А я вас, — быстро проговорила Лизбет. — Я буду думать о вас и молиться за вас.

Увидев, что ее слова не принесли ему утешения, она добавила:

— Надеюсь, война закончится быстро и вы недолго пробудете в плену, если вообще попадете в тюрьму. Королева отправит вас обратно в Испанию, и вы снова соединитесь со своей семьей.

Дон Мигуэль, вместо ответа, резко, невесело рассмеялся, и Лизбет поняла, что ее предположение нелепо. Отношения с Испанией прерваны, в Лондоне больше нет испанского посла, который мог бы ходатайствовать за дона Мигуэля. Долгие годы, а может быть, и всю жизнь сын маркиза де Суавье обречен провести забытый всеми в какой-нибудь мрачной тюрьме, так же как томились сотни англичан в испанских тюрьмах.

Лизбет вспомнила, как, впервые вступая на борт «Морского ястреба», рвалась сражаться с испанцами. Тогда в ее сердце не нашлось бы ни капли жалости к погибшим, и она знала, что английское общество настроено так же. Тут она вспомнила об испанцах, захваченных на борту люгера, и поняла, что не стала бы и сейчас просить о снисхождении к ним. Эти люди были бесчеловечными варварами.

  65