2 
— Да, я знаю. Я спорила с ним… я просила его. Что я только не говорила — все напрасно. Кто-то видел нас в Кью-Гарденз на прошлой неделе. Джорджу передали, и он вспомнил, что, когда спрашивал меня, где я была в тот день, я сказала, что была у портнихи. Мне кажется, он какое-то время следил за нами, и его подозрения подтвердились. Дрого, что же нам делать?
В ответ герцог обнял ее за плечи.
— Уедем со мной, — сказал он. — Мы можем уехать за границу. Джордж даст тебе развод, и мы поженимся.
— Ты сошел с ума? Как я перенесу этот скандал, этот ужас, когда от меня отвернутся друзья, когда я не смогу бывать при дворе? О нет, Дрого, ты ведь знаешь, это невозможно.
— Но я не могу отказаться от тебя — и не хочу!
В голосе герцога прозвучала нота отчаяния, и Лили Веллингтон, несмотря на то что была очень расстроена, почувствовала нечто похожее на удовлетворение. Да, он любит ее, любит так же сильно, как она его, — если не сильнее, — этот красивый, элегантный молодой человек, завидный жених, которого домогаются для своих дочерей все честолюбивые матери Лондона. Они все пытались заполучить его, но он принадлежит ей, он связан с ней любовью более сильной и страстной, чем эти старые ведьмы могут вообразить в самых необузданных своих фантазиях.
— Мы были так счастливы, — простонала Лили.
— Как я могу потерять тебя теперь? — вопросил герцог.
Она высвободилась из его объятий и подошла к камину.
— Ничего не поделаешь, — проговорила она голосом, в котором звучало отчаяние. — Ничего! После разговора с Джорджем я пролежала без сна всю ночь, пытаясь найти какой-нибудь выход, но все напрасно.
— Уедем со мной!
Эти слова были сказаны настойчиво и резко, но герцог понимал: Лили не из того материала, из которого делаются героини. Она не сможет вынести отлучения от общества. И он, и она знали, что то общество, к которому они оба принадлежат, всегда простит оступившегося мужчину, но никогда — оступившуюся женщину. Даже когда она станет его герцогиней, перед ней все равно будут закрываться двери, от нее будут отворачиваться лица, а голоса будут о ней злословить. Это станет непереносимой пыткой для той, которая всю жизнь принадлежала к самому избранному кругу.
Возможно, герцог сейчас впервые понял, что любовь для Лили определенно занимает второе место после популярности при дворе и не выстоит под ледяным ветром неодобрения со стороны общества.
На мгновение он испытал горькое разочарование, вызвавшее в нем гнев и возмущение. Всю жизнь его баловали, он привык получать все, что хотел, а в этот момент он больше всего на свете хотел Лили. Его губы сложились в жесткую, упрямую линию, которую все, кто его знал, сочли бы знаком воинственной решимости.
— Я не откажусь от тебя!
Лили поднесла пальцы к вискам.
— Джордж непреклонен, — сказала она. — Сначала он говорил, что отправит меня в деревню, но потом решил, что я хорошо подхожу на роль компаньонки для его племянницы. Да, я буду наказана за наше счастье. Джордж об этом позаботится. — Она всплеснула руками в неожиданном театральном жесте и с горечью воскликнула: — Подумать только — дуэнья в тридцать четыре года!
Лили было тридцать восемь, и оба знали это, но момент для спора был неподходящий.
— Я не знал, что у Джорджа есть племянница, — заметил герцог.
— Я знала, но мне никогда не приходило в голову, что она может приехать, — ответила Лили. — Она дочь Берти. Ты помнишь Берти, младшего брата Джорджа? Хотя можешь и не помнить, ты слишком молод. Это был безответственный человек, обладавший, однако, немалым шармом. Он был заядлым картежником, которого никто не мог образумить. Джордж без конца расплачивался за карточные долги Берти, пока того в конце концов не отправили в Ирландию разводить лошадей, и все мы вздохнули с облегчением.
Он женился на Эдит Уайтингтон-Блайт, дочери маркиза Лангхольма. Ее семья была в ярости, но она сбежала с ним, и им пришлось с этим смириться. После их отъезда из Англии я никого из них никогда больше не видела. Примерно два года назад они оба погибли в результате несчастного случая — перевернулась их карета. Джордж ездил на похороны. Он сказал тогда, что там остался ребенок, девочка, и устроил так, чтобы она и дальше жила с кузиной Эдит, которая была у них в доме кем-то вроде экономки.
— А теперь, полагаю, эта кузина умерла, — заключил герцог.
Он лишь из вежливости слушал то, что говорила Лили. Ему казалось более важным наблюдать за ее лицом, жестами, движениями головы. Скоро все это у него отнимут, он сможет видеть ее только на расстоянии — в ее ложе в опере, поднимающейся по лестнице в Лондондерри-Хаус, приседающей в реверансе на приеме в Букингемском дворце. Она будет держаться с отчужденным достоинством, стараясь казаться такой же прохладной и бесстрастной, как цветок, имя которого носила. Но он-то знает, как пробудить в ней страсть под стать его собственной — такую же огненную и бурную. И вот теперь между ними стоял Джордж Бедлингтон.
2 
