— Уложите малышку спать, я хочу поговорить с вами.
— Я недолго, — ответила Надин.
Она увела Рами наверх, раздела ее, умыла и уложила в постель. Затем поцеловала девочку на ночь, и Рами обвила ручонками ее шею.
— Я люблю вас, мамзель, — сказала она. — Я люблю вас!
— Я тоже тебя люблю. А теперь засыпай, завтра твой отец снова поиграет с тобой.
— Вы расскажете мне сказку? — спросила Рами.
— Расскажу, если ты тоже расскажешь мне что-нибудь.
Девочка хихикнула.
— Рами расскажет очень короткую историю, а вы расскажете очень длинную.
— Посмотрим. — Надин с улыбкой подумала, что девочка очень похожа на своего отца, — всегда готова торговаться, чтобы извлечь для себя выгоду.
Она подошла к зеркалу, пригладила волосы и спустилась вниз.
Когда слуга сказал, что хозяин ждет ее не в маленькой, похожей на кабинет комнате, в которой он обычно работал, а в гостиной, она очень удивилась.
Надин вошла.
Нанк Осман сидел в самом большом кресле посреди гостиной — казалось, он был самим султаном.
Надин сделала реверанс и подошла к нему. Он смотрел на нее каким-то странным взглядом.
— Садитесь, мадемуазель, — велел Нанк Осман. — Я хочу кое-что сказать вам.
Надин повиновалась.
Впервые она с трепетом ждала, когда он заговорит, боясь услышать об увольнении. Но ведь он был доволен тем количеством французских слов, которые выучила Рами!
Наконец Нанк Осман нарушил молчание.
— Вчера великий визирь увидел вас в моем доме. Сегодня он вызвал меня к себе, чтобы поговорить о вас.
— Обо... обо мне? — изумилась Надин. — Но почему? Что... он... сказал?
Она вдруг испугалась, что великий визирь хочет нанять ее для своих детей. А она довольна своей жизнью здесь, она любит Рами и совсем не помышляла о переезде куда бы то ни было, даже в дом к самому великому визирю.
— Великий визирь сегодня намекнул мне, — продолжал Нанк Осман, — что хочет сделать вас своей женой.
Надин показалось, будто эти слова эхом прокатились по комнате.
Она смотрела на хозяина, не в силах поверить в только что услышанное, и каким-то чужим голосом переспросила:
— Вы сказали... что он хочет... чтобы я... стала... его ж-женой?
— Он так сказал мне, — подтвердил Нанк Осман. — Конечно, это большая честь.
— Н-но... он ведь женат... у него есть жена! — заикаясь, пробормотала Надин.
Хозяин улыбнулся.
— Великий визирь — мусульманин и по закону может иметь четырех жен. Сейчас у него только две, так что вы будете третьей.
— Но... но я же... христианка! — возразила Надин.
— Французская султанша тоже была христианкой, — с улыбкой заметил Нанк Осман.
— Я... я не верю этому! — воскликнула девушка. — Он не мог предложить ничего такого... такого...
Она одернула себя, осознав, что чуть было не сказанные ею слова могли быть сочтены оскорблением.
— Это великая честь! — повторил Нанк Осман.
Глава третья
За время путешествий с отцом Падин очень хорошо научилась держать себя в руках.
И сейчас, не теряя присутствия духа, она произнесла тихо и спокойно:
— Как христианка и француженка, я совсем не хочу выходить замуж за мусульманина.
Нанк Осман молча уставился на нее, потрясенный таким ответом.
— По-моему, вы не понимаете, — наконец вымолвил он. — Великий визирь мог пожелать, чтобы вы стали одной из его наложниц. Вместо этого он оказал вам великую честь, попросив стать его женой.
— Третьей! — едва слышно добавила Надин.
— Кто знает, — успокоил ее Нанк Осман, — быть может, со временем он сделает вас своей любимой женой.
Немного помолчав, турок продолжал:
— Я знаю, что он задумал и что хочет сделать в эти трудные времена. Вы напоминаете ему Эме Дабук де Ривери, и он уверен, вы смогли бы сыграть в истории страны ту же роль, что и она.
Надин вопросительно взглянула на него, но вскоре ее осенило.
Во всей Турции не найдется хоть один человек, который не знал бы невероятной истории французской султанши.
В конце прошлого века алжирские пираты захватили в Средиземном море девушку. Она ехала из французской школы на Мартинику, где родилась. Девушка была так красива, что ее подарили турецкому султану Абдул-Хамиду Первому.
Это был пятидесятидевятилетний сластолюбец, которому жизнь успела прискучить. Он владел множеством наложниц, но не интересовался ими.