Особенно,... 
18 
Пять дней спустя граф с чувством неловкости подумал о том, что все еще не поблагодарил лицо, ответственное за то, что можно было бы назвать небольшой революцией в делах графа.
В действительности все получилось еще лучше, чем он ожидал. Майор Мазгров подпрыгнул от радости, когда понял, что может делать что-то серьезное, и особенно, когда узнал, что ему доверена задача реорганизации.
Он превосходно понял требования графа и был настолько тактичен, что сумел не задеть чужого самолюбия. Начиная с того момента, когда он появился в доме на Беркли-сквер, казалось, что колеса всего хозяйственного механизма начали вращаться гораздо более эффективно.
Но что было самым приятным, так это то, что мистер Гладуин с большим удовольствием принял отставку.
– По сути дела, милорд, – сказал он графу, – я давно уже об этом подумываю.
Граф признал, что подобная нерешительность была весьма в его духе, и наградил такой суммой денег, что благодарность переполнила старого управляющего. Теперь, казалось, все налаживалось так, как хотелось графу.
Но оставалось еще кое-что.
Это невыполненное дело называлось – Офелия.
Он не может себе позволить быть настолько несправедливым, чтобы даже не сказать спасибо, убеждал себя граф. И вместе с тем, не очень понимал, как это сделать.
По испугу, заметному в ней при их первой встрече, он понял, что невозможно просто приехать в дом лорда Лангстоуна на Парк-лейн и попросить разрешения поговорить с Офелией.
Он был уверен, что Цирцея придет в бешенство, даже если каким-нибудь образом его посещение удастся от нее скрыть.
Он знал также, что сохранить тайну будет совершенно невозможно. Слуги, конечно, сообщат леди Лангстоун, что он приезжал, и Офелия от этого пострадает.
За все это время он ни разу не встретил Цирцею Лангстоун ни на одном из приемов, на которых присутствовал, вернувшись в Лондон.
Либо это были вечеринки, на которых не предполагалось присутствие дам, либо он ужинал один или в обществе леди Харриет Шервуд. В то же время именно благодаря леди Харриет его мысли постоянно возвращались к Цирцее Лангстоун.
Похоже было, что ее брат все больше и больше запутывался в чарах Цирцеи, которая обращалась с ним настолько отвратительно, что его часто охватывало отчаяние, приводящее на грань самоубийства.
Графа преследовало неприятное чувство, что это может быть связано с тем, как он сам отнесся к Цирцее.
Однако он постарался убедить себя в смехотворности этой мысли. Он лишь однажды оставался наедине с леди Лангстоун, и почему бы ей вымещать собственное разочарование на своих любовниках.
Вместе с тем он знал, что женщины непредсказуемы и что Цирцея сама себе диктует законы и правила.
Во что бы то ни стало он решил вновь увидеть Офелию и с ее помощью окончательно выяснить, что же произошло у Лангстоунов.
Он нарочно ездил по Парк-лейн два дня подряд, надеясь увидеть девушку, но потом признал, что ведет себя глупо. Он должен либо забыть ее, либо предпринять более решительные шаги, чтобы с ней встретиться.
Но каким образом это сделать, к сожалению, он не мог придумать и продолжал размышлять об этом, приехав в парк на следующее утро.
Граф любил ездить верхом по утрам, до того, как парк заполнится женщинами-наездницами, старающимися привлечь его внимание, или приятелями, пытающимися показать, что их лошади не хуже.
Утро было тем временем, когда граф предпочитал оставаться в одиночестве. Одним из секретов прекрасной спортивной формы графа были его, даже несмотря на очень поздние возвращения домой, верховые прогулки в парке до семи часов утра.
Роса еще блестела на траве, и только садовники копались в цветочных клумбах.
Быстрой ездой он собирался прогнать остатки похмелья после вчерашней ночи и с удовольствием позавтракать, вернувшись домой через час.
Поэтому он направлялся в сторону Керзон-стрит по направлению Станхоуп-гейт, где смотритель парка, живший в маленьком домике, в шесть часов утра отпирал калитку.
Он уже готов был пересечь Парк-лейн, когда увидел стройную фигуру за большими железными воротами парка.
Сначала он решил, что Офелия ему померещилась. Однако когда ему пришлось остановиться и пропустить повозку которую тащили две медлительные лошади, он понял, что девушка в белом платье – именно та, кого он хочет видеть.
Он увидел, что на поводке она ведет спаниеля, белого с коричневыми пятнами, и ему пришло в голову, что для общения с ней у него есть еще один повод, о котором он не подумал раньше. Шесть месяцев назад миссис Фитцхерберт удалось втянуть принца в сбор средств на больницу, в чем она была заинтересована. Как обычно, eгo королевское высочество, безнадежно погрязший в долгах, сам не мог дать практически ничего, но по настоятельной просьбе миссис Фитцхерберт попросил своих друзей оказать ей поддержку.
18 
