Последние отзывы

  46  

Я резко повернулся к нему и вдруг увидел перед собой большую толстую красную физиономию с губчатым носом и печальными, растерянными глазами. Культей он прижал к груди измятую пачку «Памира», а другой рукой неловко пытался достать из пачки хоть одну целую сигарету.

И вот тогда-то я его и спросил:

— Где твои запчасти-то?

Он ошалело посмотрел на меня, скомкал здоровой рукой всю пачку и далеко отбросил ее в сторону.

— Да здесь же, милый!.. Здесь же, родненький! — запричитал он. — Только куда нести, укажите...

Уже у самолета, когда загружали ящики с запасными частями, я ему сказал:

— Учтите, на борт брать никого не буду. Там найдется кому разгрузить, принять?

— Неужто не найдется?! Ждут вас там как манну небесную.

— Как движок? — спросил я Климова.

— Не движок, а загляденье, — ответил Климов и озабоченно посмотрел на меня: — Вы что, взлетать собираетесь?

— Собираюсь, собираюсь...

Климов так растерялся, что чуть ли не истерически выкрикнул:

— Но ведь сказали, что вылетов-то не будет?!

— Что с тобой, Костя?! — удивился я. — Тебе-то какая печаль?..

— Как вы сказали? — тихо переспросил он.

— Я говорю: тебе-то какая печаль?..

— А до этого?

— А до этого я тебя про движок спрашивал.

И только тут я заметил, что у Климова сильно вспухла верхняя губа и сквозь толстый слой пудры просвечивает желто-зеленый кровоподтек под глазом.

— Это что у тебя с губой?

— А, это... Патрубок отсоединял, вот и...

Я начал смутно догадываться о неизвестной стороне приключений Соломенцева и рассмеялся. Мне вдруг стало легко и весело.

Я обнял Климова за плечи и сочувственно сказал ему:

— Ах, Костенька! Вот ведь они, патрубки-то, какие неблагодарные. Ты его отсоединяешь, а он тебя — по зубам...

Шлепая по грязи, подбежал к нам Дима Соломенцев и протянул мне листок:

— Иван Иванович Просил погоду передать... Дождь, нижняя кромка сто метров, ветер двенадцать — четырнадцать...

— Спасибо, — сказал я и, еле сдерживая себя, чтобы не расхохотаться, посмотрел сначала на Димку, а потом на Климова.

Климов отвернулся и закричал грузчикам злым голосом:

— Кантуйте осторожнее! Обшивку порвать хотите?!

Димка поднял голову кверху и, демонстрируя повышенный интерес к низкой облачности, небрежно предложил:

— Хотите, я с вами вторым схожу, Василий Григорьевич?

Нервно и зло покрикивал Климов, суетился большой однорукий человек, стоял передо мной Димка, старательно отводя глаза в сторону...

Я помолчал немного и ответил:

— Этот рейс выполняется вопреки всем инструкциям. Вот и пусть у нас будет только один нарушитель — я. С тебя хватит...

... Низкая облачность прижимала самолет к земле, а дождь, мелкий, сетчатый, заставлял меня напряженно вглядываться вперед. Изредка я посматривал на приборы, на карту, на землю...

Я летел и думал о Кате. Я теперь постоянно о ней думаю. О ней и о себе. О ней и о нем. О себе и о них... Мысли мои метались в самых разных направлениях — то я начинал анализировать свое отношение к ней, то судорожно пытался вспомнить все наши крохотные семейные разногласия и доискивался: которое же из них стало поворотным моментом в нашей хорошей и почти счастливой жизни?.. И каждый раз я приходил к единственной, на мой взгляд, причине: маленький город, маленький круг людей, тоскливая размеренность существования, будничность дел и явлений, почти стопроцентная знакомость завтрашнего дня и всех последующих дней, изредка прерываемая событиями экстраординарными и редкими — прилет медицинской комиссии или начальства, приезд передвижного цирка, чей-то уход на пенсию, чье-то назначение в эскадрилью. Одни и те же дела, одни и те же разговоры: «План по перевозкам выполнен или не выполнен... Подкормку дали столько-то, опылили столько-то... Погода летная или нелетная... Рейс рентабельный, нерентабельный... Пульс, давление...»

Действительно, можно с ума сойти! Нельзя же допускать, чтобы самым значительным событием в семье было трехдневное обсуждение проблемы — покупать Ляльке шубку или шить ей зимнее пальто. Нельзя! Я сам во всем виноват. И единственный выход из уже создавшегося положения — полная, коренная перестройка. Для начала я потребую себе на осень отпуск, возьмем Ляльку под мышку и маханем к морю! Шашлыки есть будем, винцо холодное попивать, Ляльку будем плавать учить!.. И никаких самолетов. Поездом поедем. Международным вагоном. Пароходом поплывем. В каюте первого класса!..

  46