– Да нет же! - все еще задыхаясь, выговорила она, пытаясь оттолкнуть его проверяющие руки.
Самсон приблизился, жалобно повизгивая и виновато тычась в ее волосы. Николай насупился и нетерпеливо отпихнул его в сторону. Самсон попятился на несколько шагов и улегся на землю, тревожно подвывая.
– Ваша светлость, - раздался голос дворецкого. Он находился еще в нескольких ярдах, но торопился спросить, чем может помочь. Было очевидно, что слуги уже знают о происшествии. - Послать за доктором?
– Пока не надо, - ответил Николай, вглядываясь в бледное лицо жены. - Посмотрим, как она будет себя чувствовать через несколько минут. Возвращайся в дом, Станислав.
– Хорошо, сэр.
К его удивлению, Эмма, как только выровнялось дыхание, захихикала.
– Мы играли, - прерывисто дыша, объяснила она. - И я с размаху упала на живот… всего-навсего.
– Да, я видел, - отозвался Николай, подтягивая ее к себе на колени и прислоняя к груди.
Пригладив упавшие ей на лицо кудри, он прислушался к ее успокаивающемуся дыханию и нежно дотронулся до порозовевшей щеки. Задержав палец на золотистой россыпи веснушек, он легчайшим касанием прошелся по ним. Он понимал, что множество взглядов наблюдает эту картину из окон, но сдержаться не мог. Не мог заставить себя выпустить ее из рук.
– Сможешь сидеть сама? - наконец услышал он свой голос.
– Да, пожалуй.
Он бережно помог ей сесть, продолжая поддерживать под спину.
– С тобой все хорошо?
– Да, - прошептала Эмма, Синие глаза ее смотрели кротко и смущенно. Лица их находились очень близко друг к другу, дыхание смешивалось.
Николай хотел попенять ей, потребовать, чтобы она впредь была поосторожнее, но смог лишь беспомощно уставиться на ее полуоткрытые губы, такие мягкие, так прелестно изогнутые…
– Ник? - прошептала она, и рука ее трепетно потянулась к его груди, туда, где гулко и яростно билось сердце.
С низким горловым стоном он приник к ее губам, отдаваясь неодолимому темному порыву. Эмма уступчиво, бессильно лежала в его объятиях, безмолвно покоряясь его страсти. Ее пальцы легли ему на затылок и робко скользнули в густые волосы.
Николай откликнулся мгновенно и решительно: плоть его жестко вздыбилась, упираясь в тесные, облегающие брюки. Он жаждал пригвоздить ее к земле и вонзиться в ее манящее лоно… тут же, прямо здесь, вминая ее бедра в пахнущую травами почву. Он хотел, чтобы она содрогалась от желания и срывала с него одежду, стараясь добраться до нагой кожи. Почти дойдя до точки кипения, готовый взорваться от переполнявших его вожделения и нежности, он отпрянул и столкнул ее с колен.
Эмма села на корточки, растерянно глядя на него. Как можно суше Николай объявил:
– Постарайся избавить прислугу от лицезрения твоих забав вроде нынешней. Да и мне надо работать. Кроме того, если ты собираешься провести остаток дня с этим блохастым чудищем, советую тебе принять затем ванну. Запах, который вы оба распространяете, одинаков и весьма заметен.
Эмма оскорбленно выпрямилась.
– Бывает, что Самсон пахнет сильнее обычного, но блох у него нет!
Николай бросил ироничный взгляд на пса, в эту минуту старательно скребущего себя задней лапой, и усмехнулся, а затем молча встал и пошел прочь.
Эмма наклонилась к Самсону и потрепала его по грубой шерсти, провожая свирепым взглядом удаляющуюся фигуру мужа.
– Он просто невозможный человек, - сообщила она псу, радостно уткнувшемуся в нее. - Не обращай на него внимания. Нам все равно, что он о нас думает.
Покачав головой, она задумалась. Что на Николая находит? То он ее страстно целует, то в следующее мгновение отшатывается, словно обжегся. После трех месяцев замужества он оставался для нее загадкой. Очень редко объяснял он мотивы своих поступков и решений, еще реже проявлял чувства. Но, несмотря на растущую досаду, Эмма была им околдована.
Николай бывал дьявольски занимателен, умел, рассказывая о событиях и людях, которых знал, с легкостью вызвать смех, изумление, а иногда и страх. Он терпеливо слушал, когда она читала вслух свои редкие письма к Тасе и ее ответы, и утешал, когда она огорчалась из-за натянутых отношений с семьей. Но при этом он мог, неизвестно по какой причине, быть невыносимо черствым и холодным. Она приписывала частые приступы его плохого настроения тому, что он много пил. Ежевечерним ритуалом для него было выпить за ужином несколько стаканов вина, завершив стаканом водки. Однако она никогда не видела князя пьяным. Спиртное делало его подчеркнуто вежливым, настороженным и донельзя проницательным.