Особенно,... 
7 
Однако еще не было случая, чтобы Спасатель отказывался от миссии, а мне вовсе не хотелось стать первым струсившим.
* * *
Тень от воткнутой в песок палочки сместилась и чуточку укоротилась. Ага, берег, на котором мы сидим, обращен к полюсу. Правда, неизвестно, к Северному или к Южному.
Если к южному, то нам – в другую сторону. Если к северному, то нам прямо. То есть по направлению к горизонту. М-да… Надо бы хоть на местности определиться.
– Марфа! – позвал я.
Поганка даже не отреагировала. Сидела на верхушке белого камня и делала вид, что спит.
– Марфа! Наверх!
Ноль реакции.
Лакомка поднялась, стряхнув песок, и подкралась к пернатой бездельнице. Шлепок – и Марфа, шумно хлопая крыльями, взмыла в воздух, а затем плавными кругами пошла вверх, забирая в сторону моря. Моя птичка не забыла о зубастых ящерах. Интересно, что она обнаружит?
До Исхода я мог бы, сосредоточившись, увидеть мир ее глазами, но сейчас мои способности равнялись нулю.
После Исхода всегда так.
Сознанию и тому, что вне сознания, требуется время, чтобы установить контакт с Высшим чужого мира. Нечто вроде акклиматизации. Почему так происходит, никто толком не знает, но это абсолютно точно никак не связано с каким-нибудь там «накоплением маны». Скорее, это похоже на восстановление работы мускулов после длительной неподвижности.
Хотя я не теоретик. Я практик. Меня больше интересует, что можно, а что нельзя, а не – почему можно или почему нельзя.
Марфа вернулась довольно быстро. Плюхнулась на песок, уставилась на меня. Глупая птица не могла взять в толк, что я больше не читаю в ее птичьих мозгах. Я хлопнул в ладоши, изобразил пальцами: покажи, что видела. Простейшим сигналам я ее обучил заранее.
Марфа встрепенулась, двинулась вразвалочку по песку, описывая некую кривую. Метров через десять развернулась и двинулась в обратную сторону. Получилось нечто вроде полумесяца. В завершение моя орлица чиркнула лапой поперек, обозначая место, где мы сейчас находились. Так, целый мешок радости. Выходит, мы на острове. То-то так легко к морю вышли.
– Молодец! – похвалил я. – А еще где-нибудь землю видела?
Марфа втянула голову в плечи: не видела.
– Надо искать, – сказал я. – Ищи, Марфа. Там! – Я махнул в сторону моря.
Птица, склонив голову, скептически уставилась на меня.
– Надо, Марфа, надо! Давай!
Наша разведчица сообразила, что увильнуть не удастся.
– Мишка, – крикнул я. – Хватит дурью маяться! Пошли владения осматривать!
Островок оказался небольшим: километров шесть в длину. Похоже, вулканического происхождения. Самыми крупными животными здесь были те ящерицы, которыми мы позавтракали. Птеродактили, так напугавшие Марфу, больше не попадались. На острове имелось два источника воды, несколько сортов плодовых деревьев и очень перспективная бамбуковая роща. Собственно, это был не совсем бамбук, но для наших целей он определенно годился. А цель у меня была простая: соорудить катамаран. Марфа углядела на север-северо-востоке (я решил исходить из того, что мы в Северном полушарии) еще один остров или даже несколько, я толком не понял. До него, насколько можно было судить, километров сто, то есть вполне приемлемое расстояние.
В любом случае, выбор у меня был небогатый: или плыть, или сидеть на острове несколько лет, пока не восстановятся способности к Исходу. Второй вариант я счел позорным, и мы дружно взялись за работу.
На изготовление катамарана ушло трое суток. Если бы не Мишка с Лакомкой, я, со своими хилыми каменными орудиями, провозился бы не меньше месяца. В качестве креплений мы использовали лианы и ремни из кожи ящериц.
Осмелевшая Марфа убила несколько птеродактилей. Из их крыльев я сначала хотел сделать парус, но потом передумал и сшил мешки для провизии и набедренную повязку. Еще изготовил лук и несколько дюжин стрел с костяными наконечниками. Тетиву сплел из сухожилий. Их же использовал вместо ниток. Много провизии брать не стали. Марфа показала себя отличным рыболовом, а рыбы в здешнем море-океане было полно. Воду я тоже запас лишь на себя и Лакомку. Мишке и Марфе должно было хватить рыбьего сока. Катамаран получился здоровенный, грузоподъемностью тонны в полторы. Для паруса использовали ящеричьи шкуры, и получился он небольшим. Ящериц на острове уже почти не осталось. Зато у нашего катамарана был мотор. Мотор назывался «Мишка». С «мотором», в безветрие, катамаран развивал скорость аж в два узла, а с попутным ветром и того быстрее. Имя нашему судну было присвоено «Дерзость», хотя более подошло бы «Авантюрист».
7 
